25 
И тогда что-то случилось с Ганусей… Этот прощальный вечер надолго остался в его памяти.
Сначала Ганнуся не могла два слова сказать.
Потом вдруг её прорвало и она говорила без умолку. Шутила и смялась.
Достала почему-то из шкафа водку, поставила её на стол, после третьего стакана, Ганночка перестала щебетать, опустилась на кровать и сказала ему наконец то что он так давно ждал:
– Иванцю, коханый мий, та йди же до мене.
– А ведь она точно блядь – вдруг проскользнула мысль у Ивана.
Он снял эсэсовский мундир. И лёг рядом нею.
Окошко камеры приоткрылось:
– Коломойский, на допрос!
И раздался звук открываемого засова.
Молодой следователь, вызывал его уже 5-й раз и предлагал написать явку с повинной.
Это была старая милицейская уловка. Не предъявлять факты обвиняемому, с надеждой что тот сам расколется и даст следствию больше фактов чем есть у следователя.
Щуплый, молодой следователь, упорно делал вид что фактов у него достаточно.
Заглянув в папку, с хитрым лицом спросил:
– Что Вы делали в январе – марте 1943 года?
– Нету там у тебя ни хера, в папке – подумал Иван Николаевич. А в голос сказал:
– В моем деле всё написано. Служил в партизанском отряде "Советский путь". Немцев бил. За что получил медаль "За отвагу".
Говорил как можно увереннее.
Потому что знал.
Не мог знать следователь, где он был в 43-м. А особенно в 42-м году.
Уйдя от Ганночки, по совету матери, он действительно попал к партизанам.
Но не в "Советский путь" как он утверждал.
А бандеровскую сотню "Лоскуты". Куда привели его друзья-приятели.
Бандеровцы приняли его очень тепло, даже свою форму выдали, которая была далеко не у каждого.
И началась новая служба Ивана.
Заданием сотни было охранять 12 сёл – от советских партизанов.
И немцев.
Ребята в сотне, были из местных сел, поэтому эти села кормили бандеровцев.
Что вызывало жгучую ненависть и зависть у полуголодных немцев и советских партизан.
С расстояния нескольких километров они часто стреляли в сторону этих сёл, но это голод не унимало.
Тогда те, или другие, переодевались в гражданскую форму и шли грабить села.
В селах можно было достать всё – сало, хлеб, самогон.
– Мы бандеровцы! – говорили они селянам. – Жрать давайте сволочи.
– Хрен Вы а не бандеровцы! – отвечали им.
И жрать не давали. А посылали какого-то пацана за бандеровской сотней.
Пока сотня приходила на помощь, немцы или русские успевали ограбить пару хат и смыться.
Но однажды – не успели.
Это были 8 немцев, которые переоделись в гражданское и приехали на подводе грабить село.
Погрузив на подводу всё что успели найти, кинулись удирать.
На прямо за селом напоролись на бандеровскую сотню.
Немцы даже не успели выстрелить, как бандеровцы начали расстреливать их прямо на подводе.
Один из немцев спрыгнул и начал отчаянно удирать, кинувшись к устью реки. Худой и голодный, он бежал быстро как стрела.
Иван и двое товарищей, догнали его только через несколько километров.
И пустили пулю в спину.
Немец упал как подстреленная птица на лету.
Иван подбежал к немцу.
Он лежал на спине и слезы котились по его худым щекам.
Желание жить было в этих глазах.
И больше ничего не было.
Он посмотрел в глаза Степану и слезы ещё больше покатились из его глаз.
Ивану стало жалко этого немца.
Но товарищи оказались более хладнокровными.
Выстрелили пару раз ему в грудь, и бандеровская сотня начала возвращаться в лес.
Через неделю, в местный городок прибыло немецкое подкрепление.
Батальон СС.
Для начала немцы отомстили этому селу.
В 8 часов утра в центре села остановился бронетранспортёр.
Постоял 20 минут, пока возле него начали собираться любопытные. Мальчишки, бабы и мужики.
Трогали бронетранспортёр, его гусеницы, разглядывали кресты нарисованные яркой белой краской.
Кто-то принёс бутыль самогона, кто-то курицу, кто-то каравай.
Стучали в башню транспортёра – Трымайте хлопци! Только село не трогайте.
В бронетранспортёре молчали. А потом вдруг раздалась длинная пулемётная очередь.
Сначала были расстреляны все любопытные.
Потом те кто выглядывал в окна и бегал между домов.
Потом бронетранспортёр начал ехать вдоль улицы и зажигательными пулями поджигать каждую хату.
25 
