21 
Иногда Рита видела парня лежащим в гамаке и читающим книгу. И в такие моменты ей очень хотелось подойти и заглянуть ему через плечо, чтобы узнать, о чем он читает. К книгам Рита, научившаяся читать рано, питала страсть. Читала много, запоем, но никогда никому не рассказывала о своих впечатлениях от прочитанного. Ей казалось, что чтение — это некое таинство между двумя — Книгой и Читателем, и все секреты, которые поверяла книга, нужно хранить в душе, прятать, как драгоценность, — не извлекать прилюдно и никому не позволять до нее дотронуться. Какой же это секрет, если делиться им с другими, обсуждать его, сравнивать? И пусть все фразы, написанные на бумаге, оставались неизменными, но каждый читатель видел их по-своему. Это как с рецептом: ингредиенты все те же, а блюдо у всякого повара выходит со своим вкусом.
И только почему-то с внуком Захарова Рите хотелось поговорить о прочитанном. Возможно, ей было интересно наблюдать за ним во время чтения — за тем, как менялась его мимика. То парень хмурил сосредоточенно брови, то вдруг, чему-то удивляясь, вскидывал их, то прищуривался хитро, так, будто желая сказать автору, что разгадал его замысел, то лица его касалась тень, словно поступки героев шли вразрез с его ожиданиями, то вдруг губы трогала улыбка, которая, вероятно, в зависимости от того, как поворачивался сюжет, носила различные оттенки — одобрительная, недоверчивая, немного растерянная, а то и вовсе широкая, счастливая — видимо, книга заканчивалась так, как и желалось читателю.
Забавно, она помнила его мимику, а черты стерлись из памяти напрочь. Наверное, наблюдая за меняющимся выражением лица парня, Рита не обращала внимания ни на то, как вылеплен его нос, ни как вырезаны губы, ни какого цвета глаза.
В то лето, первое лето без мамы, Рите исполнилось двенадцать, но за прошедший год она слишком быстро повзрослела. Детство закончилось резко, словно ухнуло в яму. Впрочем, так и было, многое тогда ухнуло. В июне бабушка, не изменяя сложившимся правилам, вывезла внучек в деревню. То был тяжелый период, но за городом беда переносилась легче, чем в душной Москве. Бабушка оказалась права, когда говорила о целебных свойствах деревенского воздуха. Забот, конечно, даже стало больше: к уходу за Ликой прибавились и огородные работы. Но в деревне дышалось легче, казалось, что комок горя, мешающий делать вдохи полной грудью, уже не такой плотный. И взгляд не упирался в кирпичную стену соседнего здания, и отсутствовало ощущение замурованности в каменном колодце. Куда ни глянь — расстилающиеся коврами поля, сливающиеся вдали с небом. Здесь согнутые тяжестью бремени плечи как будто немного расправились. Рита впервые за долгое время улыбнулась и поняла — они справятся. Пожалуй, именно в то лето она впервые стала воспринимать младшую сестру не как обузу, неожиданно свалившуюся на них с бабушкой, а как родную душу.
Тем летом Рита впервые испытала чувства, свойственные уже не ребенку, а юной девушке. Это были совершенно незнакомые ей ощущения, пугающие своей необъяснимостью (ей, может, и хотелось спросить у бабушки, что же это за новые ощущения, сделавшие ее сердце вдруг таким непоседливым, но она стеснялась) и одновременно вызывающие радость от предвкушения чего-то необычного, волшебного, счастливого. Когда она видела, как Захар-младший выводит из сарая мопед и садится на него, сердце Риты вдруг выделывало странные кульбиты — поднималось почти к самому горлу и резко ухало вниз, и становилось от этих незнакомых ощущений как-то немного грустно и одновременно светло на душе. Хотелось, и улыбаться, и плакать. И обнять весь мир. Или хотя бы сделать что-то хорошее.
Но потом как-то так вышло, что с внуком старика Захарова она больше не виделась: то ли парень не приезжал к деду на лето, то ли приезжал, но в то время, когда Риты не было в деревне. А потом старик умер, и кому остался дом, Рита так и не узнала.
— Таня, куда бы это выбросить? — К ним неслышно подошел Вячеслав и продемонстрировал блюдо, наполненное пищевыми отбросами: кожурой с очищенных овощей, стебельками зелени.
— А вон там, возле хозблока, стоит большое ведро, видишь? — охотно откликнулась Татьяна. Рита, почувствовав себя неловко, опустила голову. Если бы не эта ситуация с форсируемым знакомством, ей было бы куда проще общаться со Славой. Не пришлось бы постоянно думать, что его пригласили ради нее, и беспокоиться, что не оправдывает ни ожидания друзей, ни, похоже, Вячеслава. И не ловить на себе двусмысленные взгляды то Татьяны, то Ивана, безусловно волнующихся о том, как сложится знакомство. Какая же неловкая ситуация… Пожалуй, попросит она потом Ивана — настойчиво попросит, — чтобы больше не ставил ее в такое положение.
21 
