Последние отзывы

  35  

— А-а! Ну смотри: я спрошу!.. А ты, парень, иди в свой двор! Не толкись тут! — недоверчиво говори­ла старуха учительскому мужу, и голова ее в желтой, как одуванчик, шапке скрывалась за перилами.

Через час во дворе появлялась мать учительни­цы, районный психолог, женщина страшная в своей правильности.

— Олька! — кричала с балкона старуха. — Чего так поздно из института возвращаешься? Я-то знаю, когда у вас лекции заканчиваются!..

Старуха жила во дворе давно, очень давно. Когда она умерла, все вздохнули спокойно. Но уже через несколько дней ощутили, что двор опустел.

Ирка ехала как в полусне. Все ее мысли были о Багрове. Она застелила постель сыроватым бельем, влезла на верхнюю полку и стала смотреть в окно. В одном месте прямо у насыпи, не обращая внима­ния на поезд, спешил куда-то молодой, глупый лис. Ирка вспомнила одну из сказок Багрова, которую он рассказывал ей на ночь. Главный персонаж — не­кий «лесенок» через «е». Что случилось с ним, Ирка помнила очень приблизительно. Она потеряла нить истории, когда, обвешенный оружием, он шел кому-то мстить.

— Девушка, вы ели?.. Девушка! ау!

Ирка не сразу поняла, что обращаются к ней. Мать «недокормыша» заставила столик провизией и всех угощала.

— А? Что? Ела?.. Да, только что! Круглая женщина очень удивилась.

— Когда только успели! А что вы ели?

— Яйца вкрутую. У меня было семь штук. И по­мидоры! И один огурец! — ляпнула Ирка, не заду­мываясь.

— Что, прямо на верхней полке съели семь яиц???

— Ну да! — кивнула Ирка, почти веря в существо­вание яиц, огурцов и помидоров.

Круглая женщина отвернулась к «недокормышу» и, воспользовавшись открытым ртом, всунула в него картошку. Ирка запоздало осознала, что поесть бы она не отказалась и вообще голодная как волк, но поздно: соврано, матушка!

Ирка приехала в Белгород на другой день вече­ром и еще в окно вагона увидела встречавших ее Мефодия и Багрова. Друг друга они не замечали в упор, даже стояли спинами. Мефодий вертел в пальцах сорванный здесь же на клумбе цветок, а Багров — голубя. Ирка понадеялась, что живого. С некромага станется.

Соседство двух самых дорогих ей людей (для полного комплекта не хватало только Бабани) так потрясло ее, что, стащив с третьей полки чемодан с джинном, она уронила его на голову Антигону.

— Маманя, ты меня ушибла! — с укором произ­нес кикимор. — Еще хочу!

Ирка уже тащила чемодан к выходу из купе. И снова увидела свое лицо. И опять его не узнала. Лицо сияло, было радостным, оживленным. И щеки, и подбородок, и лоб — все осталось прежним, но одновременно другим.

Сунься к ней сейчас комиссионер, специализи­рующийся по части уныния, он пшикнул бы и про­горел, точно влетевший в огонь свечи мотылек. Но он бы, конечно, не сунулся. У этих гадиков исключи­тельный нюх. Они всегда знают, на кого нападать и в какой момент.

Ирка выскочила на платформу, ловя себя на том, что на всякий случай пытается занизить градус ра­дости, но все равно непроизвольно улыбаясь, будто кто-то растягивал ее щеки в разные стороны.

Первым ее увидел Меф. Он качнул в воздухе цве­точком, одновременно локтем энергично толкнув Багрова. Тот недовольно повернулся.

— Туда не смотри! Это приказ! — сказал Меф, по­казывая на Ирку пальцем.

Приказ, разумеется, немедленно был нарушен. Багров рванулся к Ирке. Хотел обнять ее, но при Мефе это выглядело бы глупо. Поэтому он застыл от нее в двух шагах, производя руками нелепые движе­ния. Ему что-то мешало. Ах да, голубь!

— Когда из гвардии, иные со двора как-то там тра-ля-ля-ля приезжали, кричали женщины «ура» и в воздух чепчики бросали! — вспомнив, крикнул Ба­гров и высоко подбросил голубя.

Писателя Грибоедова он знал с детства и назы­вал его просто «Грыб». За это маленький Грыб тер­петь не мог крошку-Багрова и однажды, со словами «Excusez-moi! La tentation est plus que je peux gйrer!» ^[1], насыпал ему песочек в глаза, после чего был уведен за руку сконфуженной гувернанткой.

Голубь захлопал крыльями и камнем упал между вагонами.

— Ты осел! Он же скотчем закрученный! — Меф спрыгнул на пути и из-под колес стоящего поезда извлек злополучного голубя.

Когда Буслаев вылез, коротенький и широкий проводник замахнулся на Мефа тряпкой, которой протирал поручни вагона.

— Трогаемся сейчас! Хочешь, чтобы раздавило?

Не затевая ссоры, Меф смиренно принял сколь­зящий удар тряпкой и по очереди расправил голубю крылья. Три маховых пера на каждом были замота­ны скотчем. Они раскрутили ленту, и голубь, проко­выляв шагов пять, без удивления улетел, присоеди­нившись к стайке вокзальных голубей.

  35