Но слишком зол был виконт на свою подругу, чтобы безотлагательно ехать к ней.
«Завтра, я поеду завтра, — решил виконт, — а сейчас домой. Нужно успокоить мысли, иначе вновь не смогу сдержаться, а мне не хотелось бы, чтобы Констанция видела меня с перекошенным от злобы лицом. Она права, супружество страшно не потерей выбора, а именно ссорами».
И он отправился к себе домой, чтобы хорошенько подумать над своими отношениями с Констанцией.
Александр Шенье, подъехав к дому Констанции Аламбер, не спешил слезть с коня. Он понимал, что не сможет сдержаться и сразу же набросится на мадемуазель Аламбер с упреками. А ему не хотелось выглядеть эдаким мальчишкой, не умеющим поддерживать светские отношения.
Наконец, все тщательно обдумав, он постучал в дверь. Ему открыла Шарлотта. Пухлые губы темнокожей девушки тут же расплылись в улыбке, немного слащавой и снисходительной.
— Я сейчас доложу о вас, шевалье, подождите немного.
Александр Шенье мерил холл шагами, его подкованные сапоги громко стучали по каменным плитам пола.А Шарлотта тем временем ждала решения Констанции.
Та тяжело вздохнула:
— Боже мой, еще один. Как мне опостылели эти мужчины, они не могут решить свои проблемы сами и поэтому в собственных неудачах обвиняют женщин. Ну что же, Шарлотта, пусть немного подождет, потом проведешь его ко мне.
В комнате все еще было сыро, правда, мокрые дрова из камина исчезли, а на их месте жарко пылали зажженные горкой поленья. Влажный паркет набух и сделался матовым.
Констанция, уже переодевшись, вышла в гостиную. Вскоре послышались тяжелые шаги на лестнице и Шарлотта пропустила к своей госпоже Александпа Шенье.
Тот стоял перед Констанцией и не решался начать разговор. Вся его решимость куда-то исчезла, лищь только он встретился взглядом с улыбающимися, лучащимися счастьем глазами Констанции Аламбер.
Александр склонил голову.
— Мадемуазель…
— Шевалье, вас привело ко мне что-то важное?
— Да, мне кое-что стало известно.
— Ах, вот оно что! — улыбнулась Констанция. Я думаю, шевалье, вам пришлось встретиться с виконтом Лабрюйером?
— Да, он рассказал мне правду.
— Он рассказал вам всю правду, шевалье, к тому же умолчав о нескольких немаловажных деталях. Шевалье нахмурил брови.
— Вы слишком коварны, мадемуазель, и мне не хотелось бы слушать ваши оправдания.
— Ого, шевалье, оказывается, вы можете быть и злым!
— Жизнь меня научила этому, мадемуазель.
— Ну что ж, надеюсь, жизнь научит вас и другому.
Наконец-то Александр Шенье сумел совладать со своим волнением.
— Простите за мою резкость, мадемуазель, но я в самом деле очень взволнован. И есть от чего. Я хотел бы написать письмо Колетте.
— По-моему, шевалье, вы отлично справлялись с этим сами.
— Нет, мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы его написали вы.
— Что ж, садитесь, я продиктую вам. Но Констанция тут же осеклась, такой злобой сверкнули глаза молодого человека.
— Нет, мадемуазель, я хотел бы, чтобы письмо было написано вашей рукой.
Интересно, — проговорила Констанция, — неужели вам не хочется, чтобы Колетта думала, что это у вас такой чудесный слог?
Хватит шуток, мадемуазель, и колкостей, садитесь и пишите.
Ну что ж, это очень интересно, — Констанция Аламбер все еще пыталась казаться веселой. — Теперь мы с вами, шевалье, поменялись ролями — я пишу, а вы диктуете.
Констанция открыла крышку секретера, с грохотом поставила стул и обмакнула перо в чернила.
— Я слушаю вас, шевалье, только учтите, у меня не так много свободного времени. Александр наморщил лоб.
— Пишите: «Моя Колетта! Я должна попросить у тебя извинения…»
Констанция засмеялась:
— Извините, шевалье, но это не мой стиль, я никогда не прошу простить меня, и девочка сразу же догадается, что письмо написано под диктовку.
— Мадемуазель, не вынуждайте меня применять силу!
— И каким же это образом? — Констанция отложила перо в сторону и вместе со стулом повернулась к шевалье.
— Вы будете писать или нет?
— Я смогу писать только разумные вещи, а вы предлагаете огорчить мою подопечную.
Ярость ослепила Александра Шенье, и он со звоном вытащил шпагу и направил острие в шею мадемуазель Аламбер.
— Я прошу вас, мадемуазель, пишите!
— Да, вы в самом деле влюблены, — отвечала на этот выпад Констанция, прикасаясь мизинцем к остро отточенной шпаге.
— Пишите, мадемуазель, иначе я не ручаюсь за себя.