56 
— Вы знаете, шевалье, кто такой Эмиль де Мориво?
— Мне приходилось с ним встречаться, мадемуазель, он мой учитель фехтования в гвардейской школе.
— Но это всего лишь одна из его ипостасей.
Шевалье широко раскрытыми глазами посмотрел на Констанцию.
— Неужели вы хотите сказать, мадемуазель…
— Да, именно. Он был моим любовником.
— Как я раньше не догадался об этом, — воскликнул Александр Шенье.
— Да-да, дорогой шевалье, он был моим любовником.
— И вы, мадемуазель, согласны, чтобы он завладел Колеттой?
Мадемуазель Аламбер улыбнулась.
— Как муж, только как муж. Роль любовника я прочу вам.
Так вот в чем дело, — догадался Александр, — вы помогли мне лишь с целью отомстить Эмилю де Мориво?
— Не только с этой целью, шевалье, ведь я еще люблю Колетту, вы упускаете это из виду.
— Простите, мадемуазель, но я не совсем понимаю вас…
Но Констанция пропустила это замечание мимо ушей.
— А теперь мне хотелось бы открыть вам глаза на роль виконта Лабрюйера во всей этой истории.
— Неужели, мадемуазель Аламбер, и он взялся помогать мне, не имея в виду помочь Колетте? Мадемуазель Аламбер рассмеялась.
— Виконт не из тех людей, которые готовы помогать бескорыстно. Ведь он мой друг и, узнав о предательстве Эмиля де Мориво, по-своему взялся помочь мне.
Лицо шевалье напряглось. Он уже догадывался о самом для себя страшном, но не решался самому себе в этом признаться.
И Констанция нанесла последний сокрушительный удар по самолюбию Александра Шенье.
— Виконт Лабрюйер не так безобиден, как это может показаться. Он соблазнил вашу Колетту, лишил ее невинности.
— Я не могу поверить в это, мадемуазель.
— Поверить придется, Колетта сама рассказала мне обо всем. Это правда, шевалье, мне нет смысла вас обманывать. Анри посмеялся над вами. Надев маску Друга, виконт завладел невинностью Колетты.
— Я не хочу в это верить, мадемуазель.
— Но это правда и лучше знать ее, чем и далее тешить себя обманом.
Шевалье не отрываясь смотрел в глаза Констанции. Ему хотелось видеть там ненависть, презрение, но из очей мадемуазель Аламбер струилось лишь спокойствие и сочувствие к обманутому молодому человеку.
— Я верю вам, мадемуазель, — ответил он и не в силах больше сдерживать себя, зарыдал. Его плечи вздрагивали, а сквозь пальцы, прижатые к глазам, текли слезы.
— Ну почему так случилось? — сквозь плач говорил шевалье. — Ну почему я узнал обо всем последним? Как могла Колетта предать меня?
— Успокойтесь, шевалье, — Констанция как ребенка гладила по голове молодого человека, — это всего лишь жизнь и право, не стоит так убиваться из-за какой-то ерунды. Ведь все живы, все счастливы, Колетта по-прежнему любит вас, а то маленькое недоразумение с виконтом Лабрюйером лишь кое-чему научило неопытную девушку.
Каждое слово Констанции Аламбер звучало для Александра Шенье приговором, приговором его любви. Теперь он смотрел на самого себя по-другому. То, что ранее
Казалось молодому человеку прекрасным и возвышенным, выглядело теперь смешным и вместе с тем страшным. Смешным по своей нелепости и страшным по неожиданности.
— Мадемуазель, — прошептал Александр, — я не знаю, что мне делать дальше.
Молодой человек был настолько растерян, что Констанция не могла оставаться равнодушной к его страданиям, к тому же она сама являлась их причиной.
— Это всего лишь жизнь, — повторяла она, — шевалье!
Но Александр упрямо повторял:
— Все предали меня…
Его голова покоилась на коленях Констанции, шпага лежала на полу.Женщина гладила курчавые волосы юноши, путаясь в них пальцами.
— Мадемуазель, я не хотел причинить вам боль.
— Да полноте же! Все происшедшее, шевалье, не стоит ваших слез. Не стоит думать об этом как о чем-то серьезном. Вы же видите, мир остался прежним, ничего в нем не изменилось.
— Но моя душа! — воскликнул Александр Шенье. — Вы не представляете, мадемуазель, что там сейчас творится, какие чувства обуревают меня.
— Простите и вы меня, — прошептала Констанция, — меньше всего я хотела кому-то причинять боль. Ведь, поверьте, мне самой достаточно пришлось пережить, чтобы
Знать цену страданиям и слезам.
Мадемуазель Аламбер взяла Александра за плечи и отстранила его от себя.
«Настоящий ребенок, — подумала про себя Констанция, — так можно страдать только влюбившись первый раз в жизни. Но лучше узнать цену предательства в юности, когда еще есть силы пережить ее, чем потом разочаровываться во всей своей прежней жизни».
56 
