Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
97 
— «Ауди 4»! У кого ты ее свистнул?
— Ты меня недооцениваешь. Это моя машина.
— Да? Тогда я — Джулия Робертс.
— Смотря из какого фильма. Стоп, я понял. Из «Красотки».
— Тсс…
Подойдя к воротам, Джин слегка ударяет меня кулаком по плечу.
— Ай!
— Что-то мы плохо начинаем. Эта шутка мне совсем не нравится.
— Нет, когда я сказал «Красотка», я имел в виду, что у нее была мечта.
— И что?
— А то, что твоя мечта сбылась…
— Какая? «Ауди 4»?
— Нет, я.
Мы садимся в машину и тут же трогаемся.
— Это больше, чем мечта. Мне кажется, это кошмарное сновидение. Ну ладно, скажи мне, у кого ты ее спер?
— У брата.
— То-то, так ты мне нравишься больше: все равно врешь, но более правдоподобно.
Я прибавляю газу, и мы теряемся в ночи. Я думаю о запасных ключах, которые купил у одного типа недалеко от бара «Сорчи Верди» на корсо Франча. У него есть ключи от всех машин, какие только существуют на свете. Еще я думаю о Полло, о том, как он впервые меня туда привез, думаю о брате, огорченном из-за этой самой машины, думаю о вечере, о своей идее и еще… В голове проносится какая-то мысль, короткая и пронзительная. Проезжаю мимо Ассунционе. Мне надо отвлечься. Поворачиваюсь к Джин. Она включила радио, напевает какую-то песню и закуривает сигарету. Потом смотрит на меня.
— И куда мы едем?
— Это сюрприз.
— Так и думала, что ты это скажешь.
Она улыбается мне и, наклонив голову набок, распускает волосы. И в этот момент я понимаю, что сюрприз — это она.
41
— Что за сюрприз? Приятный?
— Тебя ждет несколько сюрпризов сразу.
Паркуюсь и выхожу из машины. Какой-то марокканец, или что-то вроде того, бежит мне навстречу с открытой рукой. Я хватаю ее на лету и крепко сжимаю.
— Привет, шеф… — он смеется, обнажая зубы, как бы говоря: «Вот почему так дороги дантисты!»
— Два евро.
— Не вопрос. Но заплачу, когда вернусь.
Жму ему руку еще сильнее.
— Так больше гарантии, что с ней ничего не случится, так ведь? Плата после предоставления услуги.
— Но я после двенадцати должен…
— Мы вернемся раньше.
И мы уходим.
— Ну, так я буду ждать?
Я не отвечаю и смотрю на Джин.
— А брат твой очень дорожит этой машиной, да?
— Он просто маньяк. Сейчас он думает, что ее у него угнали.
— А если нас схватит полиция, и мы окажемся в тюрьме?
— Он мне дал ночь на розыски.
— А потом?
— Потом сообщит в полицию. Да не волнуйся ты, я же ее уже нашел, правда?
Джин смеется и качает головой.
— Жаль твоего брата. Представляю, какая ему ночка предстоит.
— Он и понятия не имеет, из скольких ситуаций я его выручал.
На миг я вспоминаю маму. Мне хочется рассказать ей… Но этот вечер принадлежит только нам двоим. И никому больше.
— О чем думаешь?
— Что я голоден… Пойдем!
И, взяв за руку, я тяну ее прочь. У «Анджел» — аперитив: «Мартини» со льдом для обоих. Лед с лимоном, смешанные в шейкере, а-ля Джеймс Бонд: на пустой желудок — это мечта. Джин рассказывает мне веселые истории из своей жизни, про подруг и Эле, о том, как они познакомились, про все ссоры и сцены ревности. Потом я беру ее под руку и, мимоходом здороваясь с типом с серьгой в ухе, который, судя по всему, меня знает, увлекаю ее в туалет.
— Эй, что ты надумал? Мне кажется, момент неподходящий, а?
— Да нет, смотри… — протягиваю ей двадцать чентезимов, или может пятьдесят, в общем, один евро или два, я даже не вижу точно. Кладу их ей в руку. И думаю о том марокканце со стоянки — как я вернусь и скажу ему, что денег у меня не осталось. — Смотри, это колодец желаний, видишь, сколько денег на дне?
Джин смотрит вниз: там, в этом туалете, устроено что-то наподобие колодца, освещенного желто-голубым светом, падающим на белые и коричневые стены.
— Давай… ты загадал?
Улыбнувшись, она поворачивается спиной и, загадав желание, бросает монетку. Я бросаю монетку вслед за ней. Сделав несколько зигзагов, монета исчезает в воде и занимает свое место среди тысячи чьих-то мечтаний и надежд. Как знать, может, какие-то из них уже осуществились.
Я оставляю пятнадцать евро на столе, и вот мы уже на улице. Вижу Анджело, он здоровается.
— Чао, Стэп, сколько лет, сколько зим…
— Да-да. Я зайду как-нибудь.
Насколько я помню, его зовут Пьер Анджело, он продавал иностранцам какие-то странные картины на пьяцца Навона, невероятную мазню по еще более невероятной цене — немцам, японцам, американцам, сопровождая свои шедевры объяснениями на не совсем правильном английском. С помощью такого надувательства смог купить себе это заведение — «Анджел».
97 
