117 
И хотя лорд Элрингтон презирал всякую дружбу и ни на кого не смотрел с улыбкой, хотя он выгнал из дома обоих сыновей и под угрозой жесточайших кар запретил им вновь к себе приближаться, дочь всегда была ему отрадой: весь свет его любви, за исключением редких лучиков, перепадавших иногда супруге, изливался на это аристократическое дитя природы. Она ни в чем не должна была иметь нужды. Все ее желания должны были исполняться, и горе мужчине, женщине или ребенку, которые посмели бы ее задеть, или слуге, не исполнившему приказание юной госпожи. Читателям не стоит думать, будто он вдали от дочери нежно о ней вспоминал, лил слезы в разлуке или хотя бы часто писал письма. Однако если он все же думал о дочери, писал ей или навещал ее в имении, то с неизменным удовольствием и без обычной своей цинической усмешки. Более того, Мэри была единственным существом в мире, которое он удостаивал улыбки или ласкового слова; она одна радовала его и внушала ему гордость. Впрочем, как бы лорд Элрингтон ни баловал свою дочь, за малейшее ослушание либо попытку возразить он безжалостно прибил бы ее на месте. Однако Мэри Перси и не перечила отцу ни в чем. Он был для нее всем; от малейшего недоброжелательного слова о лорде Элрингтоне, сказанного в ее присутствии, она вспыхивала гневом, и человек, допустивший такое высказывание, уже никакими силами не мог вернуть себе ее расположение. Она знала про ужасную репутацию отца, про его неумолимый и буйный нрав, про нескончаемые попытки ввергнуть страну в пламень революции и войны, знала все или почти все о рассеянном образе жизни, который он ведет, — и не придавала этому значения. Все, что делает отец, если не правильно, то по крайней мере частично оправдывается обстоятельствами. Все его поступки — великие. Их совершил ее родитель, на которого она взирала со смесью страха и восхищения.
Я позволил себе довольно пространное отступление касательно достопочтенной мисс Перси, однако оно было необходимо, чтобы ближе познакомить с нею читателя. Мы оставили ее прогуливающейся в парке чудесным осенним утром. Вскоре к дочери присоединился лорд Элрингтон. Он был в перчатках.
— Мэри, я собираюсь в город. Карета готова. Можешь поехать со мной. Собирайся, дитя.
— Мне кажется, я готова.
— Что? Ты не проводишь час или два за туалетом, прежде чем куда-нибудь отправиться?
— Нет, я еду как есть. Не стоит тратить время на переодевание.
— Я ненавижу ханжество, дитя, лучше скажи честно — ты считаешь, что и без того хороша?
— Да, считаю. Домой, Роланд. Теперь, отец, я готова. Нед, — обращаясь к проходящему верзиле, — отведи Роланда в усадьбу. И вот — выпей за возвращение моего отца.
Она с улыбкой вложила ему в ладонь соверен.
Рослый малый почесал голову.
— Буду пить и за него, и за вас, миледи, пока не пропью все.
Подъехала карета. Отец и дочь сели, и экипаж на смазанных колесах покатился по гладкой дороге в город. Мисс Перси нарушила недолгое молчание, сказав:
— Отец, я читаю книги, присланные из Великого Стеклянного города, и они рождают во мне сильнейшее желание его посетить. Не возьмете ли вы меня с собой?
— Ты правда хочешь его увидеть?
— Да, очень хочу.
— Ладно, в таком случае поедешь со мной.
— Я хотела бы поблагодарить вас, только в этом нет нужды.
— Я догадываюсь, что ты рада. Только помни, Мэри: ты должна быть вежлива с мачехой. Ты впервые ее увидишь. Она будет держаться холодно, однако я предостерег ее от заносчивости по отношению к тебе в выражениях, которые трудно забыть. Однако, дитя, если ты едешь, надо будет купить тебе новую карету, лошадей и прибавить денежное содержание.
— Не стоит, я…
— Не перебивай! Я отлично знаю, что тебе необходимо. Сейчас ты получаешь от меня пятьсот фунтов в год. На срок твоего пребывания в городе я увеличу эту сумму до пяти тысяч. Ты ни в чем не должна уступать другим столичным дамам.
— Однако, отец, я уверена, ни у кого из них нет такого дохода. Я не буду знать, куда потратить столько денег, и такое богатство станет меня тяготить.
— Не бойся, оно быстро растает. Впрочем, вот и город! С виду не маленький, хотя куда ему до Витрополя! Он раз в двадцать меньше.
Вскоре они выехали на большую улицу, идущую через город. Великолепный экипаж немедля привлекал к себе внимание прохожих, которым не часто доводилось лицезреть таких особ, как лорд Элрингтон и его дочь. Велев кучеру остановиться перед роскошным особняком, виконт вышел, взял под руку дочь и направился к дому. За ними следовал один из лакеев. Когда они достигли особняка, слуга зашел вперед, требовательно постучал и объявил швейцару, что прибыли лорд Элрингтон и леди Перси. Те прошествовали внутрь. Покуда мисс Перси небрежно поправляла перед зеркалом шляпку (не снимая ее), вышел изумленный хозяин дома. Это был тощий немолодой человек с обеспокоенным лицом. В левой руке он держал газету, а правую протянул лорду Элрингтону, который, сурово прищурясь, воскликнул:
117 
