128 
— Я? — выговорила она наконец. — Я в вас стреляла? А вы случайно не повредились рассудком? Ведь чтобы вообразить такое, надо быть… Неужели, после стольких лет знакомства, вы, оказывается, совершенно меня не знаете… Вы, такой тонкий, ко всему прочему, человек! Стрелять в вас, как уличная девка, заставшая любовника с другой? Да еще два раза…
— Именно. Два раза.
Лаура разразилась горьким смехом и с убийственной иронией снова бросилась в бой:
— Но, друг мой, знайте: если бы моя рука держала пистолет, в нем, конечно, нашлась бы пуля для вас, но вторая предназначалась бы Мишель… и это если предположить, что я не выпустила бы обе пули именно в нее… В любом случае согласитесь, что я проявила чудовищную неловкость — ведь вы кажетесь мне таким живым! Или вы все же призрак? Для кладбища в самый раз…
Он снова приблизился к ней, и пальцы его с новой силой сжали ее запястья:
— Прекратите, Лаура! Перестаньте, прошу вас! Мне кажется, что я вижу ужасный сон… эта история просто безумна, нам надо все обсудить. Только не здесь! Уже поздно, и хозяин скоро придет запирать. Пойдемте. Найдем фиакр…
— Мой собственный ждет во дворе адвоката Деклозо, чуть дальше по улице, — уже совершенно обессиленная, проговорила она, желая не меньше, чем Батц, понять хоть что-то из этого их диалога.
Они направились на улицу Анжу, но, когда Жан хотел взять свою спутницу под локоть, она отстранилась. Он не настаивал и только обратил к ней взгляд, полный грусти, и так шли они молча, пока не оказались в экипаже. Лаура все пыталась разобраться, ведь он обвинял ее в ужасных вещах! Кто-то стрелял в Жана, а раз это была не она, то, уж ясное дело, кто-то другой, но кто? Долго она не раздумывала. В голову ей пришло только одно имя: Жуан. Не он ли поклялся убить Батца, если тот вольно или невольно заставит Лауру страдать? А ведь когда она в тот вечер приехала домой, не он ли ее встретил? Жуан не мог не заметить ее отчаяния. Что же он делал, пока она, запершись, рыдала у себя в комнате? Но если ее догадка верна, придется ему объясниться.
По-видимому, Батц размышлял в том же русле, что и Лаура, поскольку он неожиданно спросил:
— Ваш Жуан все так же меня ненавидит?
Одно упоминание его имени заставило молодую женщину тут же встать на защиту бретонца:
— С чего вы взяли, что он вас ненавидит? А мне вспоминается другое: шесть лет назад, день в день, когда королеву везли на эшафот, он спас вам жизнь.
— Я не забыл об этом, да и какое все это имеет значение? Скажите лучше, Лаура, как вы жили все эти годы?
— Неважно. Я путешествовала, вот и все.
— И ни разу не съездили в Бретань? Даже не послали туда весточки? Лали страшно волнуется и готова уже поверить в то, что вас больше нет на этом свете. Но почему вы так поступили?
— Откуда вам все это известно? Вы что, ездили туда?
— Представьте себе, ездил! Много месяцев провалялся в постели, едва не умер! А как только выздоровел, начал искать вас. Узнал, что мисс Адамс правительство чуть ли не выдворило из страны и она села в Гавре на корабль, направляющийся в Соединенные Штаты. Тогда я поехал в Сен-Мало и встретил там старую подругу, Лали, превратившуюся в судовладелицу. Кстати, она была очень печальна: не имея вестей ни от вас, ни от ваших слуг, она решила, что ваш корабль потерпел крушение и попросту затонул. Но сейчас-то, надеюсь, ее волнения позади?
— Не совсем. Я уезжаю домой завтра.
От ледяного ли тона Лауры, или от нарочито равнодушного выражения ее лица, но Батц снова рассердился и, схватив Лауру за плечи, начал трясти ее что было силы:
— Да скажите же, наконец, где вы были? Я хочу знать! Я имею право знать!
— У вас нет никаких прав… вы делаете мне больно…
— Ну и пусть! Говорите же!
— И не рассчитывайте! Мне нечего вам сказать.
Даже если бы Лаура и хотела, сейчас все равно она не могла ничего рассказать Батцу. Жан отпустил ее плечи, но только для того, чтобы схватить в объятия и жадно, властно поцеловать. И, хотя Лаура не отвечала на поцелуй, она чувствовала, что буквально тает от силы чувства этого мужчины. Время потекло вспять. В их воображении незатейливый интерьер фиакра превратился в постель со смятыми простынями в свете летнего дня, и на долгие минуты Лаура и Жан позабыли обо всем, что не имело отношения к яркой вспышке, бросившей их в объятия друг другу. Поцелуй следовал за поцелуем, губы их размыкались лишь для того, чтобы слиться снова и снова, но вдруг Лаура, почувствовав, что Жан расстегивает ей платье, ищет шею и грудь, запротестовала:
128 
