очень нудно 
49 
День только занялся, когда Батц, уже готовый к встрече, чисто выбритый, с иголочки одетый, наблюдал из окна трактира, как проходил по улице интересующий его господин, завернувшись в широкий черный плащ. С ним под руку шла девушка. Она откинула на плечи капюшон, и видно было, что она белокура и очень хороша той удивительной красотой, что завораживает мягко, без агрессии. Эта красота напомнила ему Мари… Позади них семенил коротышка священник с псалтырем в руках.
Батц выждал положенное время, чтобы кардинал успел позавтракать. Сам он выпил кофе со шварцвальдским хлебом, таким же темным, как и гора, плотным и вкусным, так хорошо сочетающимся со свежим маслом и еловым медом. Он был у кардинала около девяти утра. На лестнице его встретил все тот же монах.
— Я барон Жан де Батц. На службе Его Величества короля Людовика XVII! — совсем по-военному отрапортовал он, вытянувшись во весь рост.
Священник вытаращил глаза, приподнял одну бровь и улыбнулся:
— Вот это неожиданность! Меня зовут аббат Эймар, я из аббатства Невиллер в Эльзасе, специально приставлен к Его Преосвященству. Соблаговолите подождать. Я узнаю, смогут ли вас принять.
— По-вашему, меня примут?
— Я бы очень удивился, если бы отказали…
И действительно, буквально через несколько мгновений Батц уже входил в небольшую комнату, служившую одновременно рабочим кабинетом, гостиной и молельней. Соблаговолившее выглянуть зимнее солнце протянуло свои лучи в оба открытых по этому случаю окна, впустив морозный воздух, от которого Батц, оставивший плащ в вестибюле, поежился. Истинный сын теплой Гаскони, он боялся холода.
Не таков был, судя по всему, тот, кто шел ему навстречу, с естественной простотой носивший черную сутану. Лишь только пурпурная шапочка, вокруг которой вились благородные седины, свидетельствовала о ранге хозяина кабинета. Батц склонился и был допущен к поцелую золотого перстня с сапфиром. В свои шестьдесят принц-кардинал Луи де Роган все еще был великолепен, несмотря на бороздящие тонкое лицо морщины — следы тернистого пути в деле, как его тогда называли и будут называть и впредь — «Ожерелья королевы». Руки кардинала были исключительно красивы. Для встречи посетителя он приберег одну из своих самых благосклонных улыбок
— Неуловимый барон де Батц! — сказал он. — Известно ли вам, какая честь принимать у себя в доме человека, за которым все еще гоняются полицейские Франции?
— Ваше Преосвященство ценит меня больше, чем я того заслуживаю.
— Полно! Вы становитесь легендой! Человек короля, тот самый, который все испробовал, дабы спасти его от эшафота утром 21 января, тот, кто помогал королевской семье, затем королеве, стремясь избавить ее от ужасной кончины…
— Который вдобавок выкрал Людовика XVII из Тампля, воспользовавшись переездом Симонов, которым было поручено его «воспитание». Да, я тот самый Батц, — добавил он без ложной скромности. — И пришел поговорить с вами, монсеньор, о Его Королевском Высочестве!
Любезное лицо кардинала вмиг замкнулось, став почти высокомерным.
— Как вам будет угодно. Насколько мне известно, несчастное дитя все еще томится в башне…
— Мы подменили короля другим мальчиком… Но, если не ошибаюсь, Вашему Преосвященству это известно…
— Вы обвиняете меня во лжи? — презрительно бросил Роган.
— Боже сохрани! Но это дело такой важности, что осторожность Вашего Преосвященства вполне естественна. Даже в отношении меня. Ведь, по сути, вы меня совсем не знаете.
— Да, вы правы, я вас не знаю. Как я могу быть уверен, что вы в действительности барон де Батц?
— Никак, — спокойно согласился тот. — Даже мой паспорт не поможет, ведь в наше время подделать документ ничего не стоит. У меня нет способа удостоверить вас в том, что я — барон де Батц, но если Ваше Преосвященство согласится уделить мне пару минут, я объясню, по какой причине считаю, что ребенок был недалеко отсюда.
Кардинал заколебался, но затем указал посетителю на стул и сам сел в жесткое резное кресло из черного дерева, стоявшее за рабочим столом.
— Слушаю вас.
— Моим намерением было вывезти короля из Парижа и затем из Франции, чтобы препроводить его к господину принцу, чья лояльность к коронованным особам не вызывала никаких сомнений. Однако из соображений безопасности не могло быть и речи о том, чтобы везти его туда прямой дорогой. И я сопроводил его в Англию, к герцогине Девонширской, где, как полагал, наследник сможет отдохнуть и поправиться, ведь пребывание в тюрьме под попечительством Симонов серьезно подорвало его здоровье. Затем мы должны были отправиться в Нидерланды, а уже оттуда-к принцу Конде. Но я не принял во внимание наглость наших врагов: мы укрывались в пристройке к замку Чатсворт, и однажды ночью на меня было совершено нападение. Преступники, подумав, что я мертв, бросили меня, а ребенка забрали. Когда я поправился, то смог проследить путь похитителей вплоть до порта Скегнесс, и там узнал, что юного короля собирались отвезти в Тампль. Приехав в Париж, я удостоверился, что это не так и тот, кто подменил собой короля, все еще на месте. Мне стало известно также имя похитителя: некий граф де Монгальяр, премерзкий двойной агент. Я погнался за ним в Рейнфельден, где увидел его и убедился, что он так и не оправился от раны, полученной в перестрелке с людьми монсеньора герцога Энгиенского, который, как выяснилось, узнал Людовика XVII…
49 
