122 
Виктор Робертович вздохнул:
— Да, жизнь определенно приобрела насыщенность. Каждый день что-то новое. Интересно, а нас самих-то не засадят?
— Витя, интеллигентам положена полная амнистия. Не переживай, — ответила Хана, ковыряясь ножницами за картиной.
* * *
Негромкий стук в дверь раздался ближе к ночи. Виктория Борисовна в спортивном костюме вышла в коридор и громко сказала:
— А мы уже заждались! Входите, открыто.
В квартиру вошел мужчина в безукоризненно отглаженном костюме с красной розой в руке.
— Здравствуйте Виктория Борисовна, — галантно произнес он, склонив голову в полупоклоне. — Это Вам.
На плече у него висела объемистая и, судя по всему, тяжелая сумка.
— Впечатляет, — сказала Виктория Борисовна и, кивнув на сумку, поинтересовалась:
— То, что я думаю?
— Несомненно, — улыбнулся поздний гость. — Хотя это было очень непросто.
— Догадываюсь, — светски улыбнулась хозяйка квартиры. — Проходите.
Войдя в гостиную, она пропустила визитера вперед и торжественно объявила:
— Знакомьтесь: Владимир Федорович Жернавков из Федеральной службы безопасности. Принес мешок героина.
От неожиданности Жернавков чуть не уронил сумку. «Пименов в ауте», — подумал он растерянно. В том, что Герман Семенович обязательно доложит о таком интересном факте, Владимир Федорович не сомневался ни секунды. В Конторе это было делом чести и привычки. Он повернулся к Виктории Борисовне, открывая рот, чтобы что-то сказать. Но пустые слова не сотрясли воздуха. На раскрытой ладони хозяйки квартиры лежали три разобранных «жучка».
— Вещь казенная, сдадите для отчета, — вежливо сказала она и высыпала мелкие детали в машинально подставленную руку Жернавкова.
— Уф-ф! — облегченно выдохнул тот. — Сам люблю пошутить, но так...
Виктория Борисовна усмехнулась:
— Будем знакомиться. Виктор Робертович Файнберг.
Профессор поднялся с дивана:
— Рад. Вика много о вас рассказывала...
Челюсть Владимира Федоровича, вернувшаяся было на место, снова начала медленное движение к груди. Раскрытие собственного инкогнито подействовало на него, как удар пыльным мешком по темени.
— Не переживайте, только хорошее, — успокоила Виктория Борисовна и повернулась в другую сторону. — А это — Владимир Сергеевич.
Доселе незамеченный, из угла выполз Паук. Увидев друг друга пахан и особист вздрогнули одновременно. Первый — рефлекторно реагируя на представителя казенного дома, нащупал в кармане заточку. Второй — узнав авторитета по видеоматериалам наблюдения и фотографиям из досье, прижал локтем кобуру под мышкой.
— Но-но-но! — сказала Хана строго. — Здесь нейтральная территория. Пока наши интересы совпадают, будем соблюдать перемирие.
«Интересно, в чем это они совпадают с этим уркой?» — подумал Жернавков.
— Во многом, поверьте моему опыту! — шепнул ему на ухо женский голос. — Во многом...
Переговоры прошли в теплой, местами дружественной обстановке. К утру консенсус был достигнут.
— Короче, добазарились! — припечатал Паук.
— Учитывая ситуацию, думаю, можно подводить итоги, — глубокомысленно поддержал его Виктор Робертович.
— Осталась еще одна проблема, — вполголоса сказал Жернавков. — Да, вашего негра нужно вытаскивать. Да, Кнабауха нужно сажать. Тут вопросов быть не может. Но как заставить его выйти с мешком героина в руках на улицу?
— Дадим — понесет, — уверенно сказала Хана.
— Вряд ли. Он сволочь, а не идиот. В здравом уме и твердой памяти взять в руки собственный срок и самому отнести его к ментам?.. Тем более для этого он всегда может вызвать шестерок.
— У нас — возьмет! — Виктория Борисовна решительно пристукнула ладонью по столу. — Существует методика шокового смещения приоритетов. Надеюсь, Вы о ней знаете?
— Не все... — осторожно сказал Жернавков, смутно вспоминая лекции, на которых о чем-то таком говорилось.
— М-да... — скептически заметила Хана, — ответ красивый. Я, например, тоже об астрономии знаю далеко не все. Кроме того, что можно как-то рассчитать орбиту Солнца — ни черта. Ну, да ладно. Инструкция предписывает брать интеллектуала идиотизмом.
— Такими вот словами? — не сдержался Владимир Федорович.
— Более или менее. Для юнцов и дилетантов требуется популярное изложение.
С видом оскорбленного достоинства Жернавков прикусил язык, но глаза его смеялись. "Чертова баба! — подумалось ему; от долгой беседы во рту пересохло, и он про себя добавил:
122 
