125 
Тем временем негр, улыбнувшись «маме» еще раз, сделал шаг вперед и представился:
— Общий привьет! Я Донор. По жизньи — мужьик. Из чьерных.
Сидевшие за столом солидно кивнули. Мозг мог бы поклясться, что в глазах Паука светилась гордость.
— Подогрев в общак принес? — с напускной строгостью спросил пахан. — Не забыл, с тебя ответка?
Мананга рванул на груди пальто, расстегивая пуговицы:
— Вьек воли не видать, повязали псы, всье помыли до копья! — Его кипящий от негодования взгляд упал на Мозга.
— Лады. Не кипешись, — успокоил его Паук и угрожающе добавил:
— С них мы еще спросим.
Кнабаух начал потихоньку оседать на пол. Все настолько противоречило здравому смыслу, что никакого объяснения происходящему просто не приходило в голову. Только одна мысль билась о стенки черепа рикошетирующей пулей, разрушая любые логические построения: «Тюрь-ма, тюрь-ма, тюрь-ма...» Сам того не замечая, Артур Александрович начал потихоньку подвывать, стуча зубами.
— Что с этим козлом делать будем?
Паузы между словами не было. Не было и эмоций в равнодушном голосе пахана. От этого Мозгу стало вдвойне страшно. Медленно обернулся человек в милицейской форме. Артур Александрович вздрогнул всем телом, закатывая глаза. Руки его бессильно поскребли железную дверь за спиной, в попытке нащупать засов, и безвольно повисли вдоль тела. На него в упор смотрел Жернавков, еще вчера уверявший, что забрать Паука — детская прогулка и мероприятие абсолютно безопасное...
Хищно оскалившись, особист вперил взгляд в переносицу Мозгу. Очевидно, результат осмотра его не удовлетворил. Сморщившись, он отхлебнул пива и задушевно предложил мягким, вкрадчивым голосом:
— Может, его посадить?
Артур Александрович отрицательно мотнул головой, хотя вопрос явно был адресован не ему.
— А что? Хорошая школа! — уверенно кивнул Мананга, жуя тушенку. Говорить сквозь набитый рот было неудобно, и ему пришлось отпить немного пива из кружки Жернавкова.
— Ага, посадить! — рявкнул Паук. — Очком на бутылку, а потом на перо! Чтобы знал, на кого батон крошить, чушок помойный, шелупонь гнилая!
Пахан начал подниматься, нащупывая на столе нож или, на худой конец, вилку.
Мозг собрал остатки воли в кулак и заявил, вжимаясь в дверь:
— Это беспредел... — может, он и развил бы мысль, находя в собственных словах опору блуждающему сознанию, но прожевавший Мишка-Донор рыкнул:
— Паст заклопни, пока пахан базарит!
Паук уже вылезал из-за стола, с пеной на губах шепча с жутким присвистом:
— Амбец тебе, козел!..
— Теньков, сидеть! — раздался громкий окрик, резкий, как щелчок кнута.
В женском голосе было столько силы, что авторитет осекся на полуслове, машинально вернувшись на свое место. Женщина в форме подошла к столу, положив руки на плечи негру.
— Перестаньте потеть, идиот! Никто вас не съест. — Она сделала паузу, слегка скосив взгляд на притихшего авторитета, и добавила так же безразлично:
— Во всяком случае в ближайшие полчаса.
Запинаясь, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта, Кнабаух спросил:
— Вы... к-кто?
Жернавков усмехнулся:
— Это, голубчик, и есть Витя-Хана или, если хочешь, Виктория Борисовна Ханина.
Кнабаух широко раскрыл рот, да так и остался стоять, не в силах сказать ни слова. А Владимир Федорович продолжил с издевкой:
— Пораскинь мозгами, Мозг. Может, дойдет. Надо тебя в камеру кинуть. Ты же меня женой и дочкой пугал? Припишем изнасилование, поместим к уголовникам... Так сказать, разрушим преступный замысел на корню.
— Слышь, Мозг недоделанный, — подал голос Паук. — Маляву подкину — отхарят кодлой, чтоб на мое очко не целил, фраер!
— Да, батенька, вы определенно садист, — с упреком заметил Файнберг. — Убить человека хроническим кровотечением из такого места — это изрядное извращение!
— Козел опарафиненный! — сквозь хруст огурца заявил Мананга.
— Я сказала — ша! — Хана отошла от стола, бесшумно ступая по кафелю. — Если бы вас, Теньков, не спрятали с его помощью в больницу, мы бы никогда не продали последнюю тонну товара в Германию. Так что, в принципе, молодой человек, вообще, способный. — Хана изобразила доброжелательную улыбку, больше похожую на зевок анаконды.
И тут до Кнабауха дошло, что сейчас решается его судьба. Причем, похоже, от него самого ничего не зависело. Артур Александрович встрепенулся, напряг голос:
— Да кто вы, собственно, такие?! — Кнабаух потянул потной рукой из-за пояса скользкую рукоятку пистолета, срывая ногти.
125 
