очень нудно 
35 
Она резко обернулась:
— Ты совсем ненормальный? Хочешь, чтобы я… отказалась от тебя?
— Вовсе нет, — он улыбнулся. — Я предложил это, чтобы избежать некоторых неудобств. Винга только сердито фыркнула:
— Считай, что я не слышала твоего предложения!
— Но…
— Ни слова больше… Я не понимаю тебя, Хейке!
Но через полчаса она все поняла. Ей страшно было снова встретиться с людьми, особенно в таких количествах. Но вскоре ее причитания стихли, страх перед чужими испарился.
Она никак не ожидала, что люди могут оказать Хейке такой прием.
Скоро она заплакала от отчаяния, оттого, что люди могут быть такими глупыми, бессердечными и безрассудными.
Она кричала мальчишкам, бросавших в них камнями:
— Он в сто раз лучший христианин, чем вы!
— Винга, Винга, не обращай же на них внимания, — успокаивал ее Хейке. — Да и потом я вовсе не христианин.
— Какое это имеет значение, — сердилась она. — Они ведь не понимают, что не только христиане имеют право на все хорошее. Христианин для них — синоним всего хорошего! А не христианин — это зло.
Хейке только улыбнулся ее убогой философии. Но, вообще-то, убогими были остальные.
Кристиания здорово изменилась за последние годы. Бревенчатые, покрытые смолой домишки сменились высокими каменными домами и великолепными особняками… Вместо небольших лавок появились настоящие магазины. На улицах проложили мостки. И все же грязно было по-прежнему. И никакие предписания не помогали. Люди не умели читать!
Времени любоваться архитектурой не было. Девушка все еще была в негодовании.
— Да они плюют тебе вослед! Взрослые женщины крестятся и стремятся прочь! Мужчины прячут лица в воротники. А дети бросают в нас камнями и пугают лошадь! И долго мы будем терпеть?
— Я привык к такому обращению, — голос Хейке звучал устало. — Хуже всего летом, потому что тогда я не могу спрятать лицо в воротник, за шляпой или шейным платком.
— Хорошо, что ты не потерял уважения к самому себе, — горячо произнесла девушка. — Ничего нет хуже, как желать себе иной внешности. И потом, это отражается на самом человеке! Ты ведь так не думал? Не желал себе иного лица?
— Конечно, желал, — тихо ответил парень. И добавил еще тише: — Особенно сейчас… Но Винга не слышала. Она кричала:
— Прочь с дороги!
Трое, что стояли в опасной близости от дороги, шарахнулись прочь, а девушка погрозила им плетью.
— Тебя никогда не арестовывали?
— Не раз. Когда я шел сюда с юга, старался избегать больших городов и деревень. Но иногда я должен был заходить в них. Я сидел в тюрьмах Пруссии, ко мне вызывали священников, чтобы отправить в ад. Но мне посчастливилось освободиться после беседы с ними. Видишь ли, мне помогло то, что я говорю по-немецки.
— Как же много ты знаешь!
Он улыбнулся ее восхищенному восклицанию. Против восхищения он ничего не имел:
— Да не так уж много! Но один раз мне пришлось по-настоящему плохо. Все случилось в одной маленькой Богом забытой деревушке. Меня схватили спящего и хотели сжечь на костре. Тогда меня спас корень мандрагоры. Он дал мне тайную силу, и я отвратил от себя этих людей, они же и разомкнули мои цепи.
Винга глядела на него открыв рот:
— И ты никогда не боялся?
— Больше всего я боялся за лошадь. Мне было страшно потерять ее.
— Понимаю. Далеко еще до этого Сёренсена?
— Судя по описанию Эйрика, мы почти приехали. Должно быть, вон та улица. Ты понимаешь, что тебе придется пойти туда одной?
— Да. Люди такие глупые. Они смотрят на твое лицо, а не на самого тебя.
— Ты помнишь, что должна ему сказать?
— Да. Свой урок я выучила наизусть.
— Ты не боишься чужих? Не побежишь в панике в ближайший лес?
— Увидев, каково тебе, не побегу, — горько отвечала Винга.
Если б только они знали, как опасно Винге идти к Сёренсену, они бы наверняка нашли другой выход.
Дом Сёренсена они нашли без труда. Богатый дом. Дверь украшена массой завитушек.
— А где ты будешь меня ждать?
— Вон, кажется, постоялый двор.
— Вроде, да.
— Я буду ждать тебя на конюшне, у лошади. Будем надеяться, что там меня никто не тронет.
Винга кивнула. Она в волнении мяла складки платья, кусала губы и вообще была очень бледна:
35 
