очень нудно 
32 
Ему и Хильдегард одновременно пришла в голову мысль, что после случившегося Марина ни разу не обратилась, ни к кому лично. Те несколько слов, что она произнесла, не предназначались какому-либо определенному человеку. Марина по-прежнему билась в тисках неведомого им кошмара.
Они говорили шепотом, чтобы не нарушать ее сна.
Вопрос Тристана не был случаен. Он догадывался, что герцогине некуда ехать.
И пришел к ней, чтобы убедиться в этом.
— Ваше Высочество… — нерешительно сказал он. — Позвольте мне предложить вам и вашей дочери мой скромный дом. Вы сможете жить там, сколько пожелаете. Мне тяжело жить одному в Габриэльсхюсе после смерти моих родителей, и я счел бы для себя большой честью, если бы вы с Мариной согласились разделить со мной мое одиночество. Я был бы счастлив, оказать вам гостеприимство, Ваше Высочество!
Хильдегард задумалась и не сводила с него глаз. Тристан быстро добавил:
— Можете не отвечать мне сейчас. Но, ради Бога, подумайте о моем предложении! Уверяю вас, мои слуги совершенно не похожи на тех камеристок, услугами которых вам и Марине пришлось здесь пользоваться. В Габриэльсхюсе вы будете окружены сердечной заботой и теплом. А главное, мне хотелось бы, чтобы вы уехали отсюда как можно скорее.
Он не стал говорить ей о поборниках истинной власти. Хильдегард поправила одеяло, в которое была закутана, Тристан поспешил помочь ей.
— Спасибо, — сказала она. — Я не забуду вашего великодушного предложения, Тристан. И подумаю о нем. — Она засмеялась. — Надеюсь, о нас с вами не пойдут пересуды. Я едва ли могу испортить вашу репутацию, а Марина — еще ребенок. Ах, если б мы встретились раньше! Может, тогда наша с Мариной жизнь здесь не была бы такой беспросветной и тоскливой. У нас не было даже соломинки, за которую мы могли бы ухватиться.
— Я вас хорошо понимаю.
— Одиночество. Ощущение бездонной трясины под ногами. Нельзя же вечно жаловаться на своего…
Она замолчала.
Тристан кивнул. Глаза его были полны тепла и нежности.
— Но вы все-таки горюете о нем?
— Не знаю, Тристан. — Она повернулась к нему. — Сегодня он был мне так нужен. Когда пропала Марина… И вся эта кровь… Да, мне не хватало Йохума. Но, увы, его не было рядом со мной…
Тристану нечем было утешить ее. Он понимал ее чувства. Их единственная дочь оказалась в опасности, а герцог Йохум был далеко и затеял дуэль, добиваясь благосклонности посторонней женщины. Какой, должно быть, униженной чувствовала себя герцогиня! Как ей было горько! Но она не могла дать выход своему гневу и разочарованию. Теперь же герцог был убит на дуэли, и долг предписывал ей оплакивать его, тогда как ее мысли были заняты только дочерью.
Как может смертельно больная женщина, нуждающаяся в покое, вынести все свалившиеся на нее несчастья?
Но на этом ее испытания еще не кончились.
Тристан прочитал в ее глазах немой вопрос прежде, чем она решилась задать его вслух.
Она понизила голос до едва слышного шелеста, хотя в этом не было необходимости. По дыханию Марины они понимали, что она спит.
— Тристан… Что произошло с Мариной? Что случилось у нее в комнате? Никто ничего не сказал мне.
— Пока этого еще никто не знает. — Тристан был смущен, однако осторожно начал рассказывать ей о графе Рюккельберге. — Этот мерзавец, конечно, все отрицает, а задавать Марине вопросы сейчас нельзя. Ее надо щадить. Но я попрошу, чтобы доктор потом осмотрел ее…
Хильдегард не спускала с него больших, беспомощных и в то же время всепонимающих глаз.
— У нас есть все основания предполагать худшее, — с трудом проговорил Тристан. — Однако Марина еще ребенок и, надеюсь, самого страшного случиться с ней просто не могло.
— Ребенок? — Лицо Хильдегард было похоже на посмертную маску. — Как вы думаете, сколько ей лет?
— Лет десять-двенадцать.
— Ей уже скоро четырнадцать, маркграф. И физически она вполне развита для своего возраста, хотя в остальном — еще ребенок.
— Боже мой! — прошептал Тристан. — Но пока мы еще ничего не знаем. Я имею в виду, сколько времени это продолжалось.
Хильдегард долго вглядывалась в вечерние сумерки за окном.
— Как я могла быть настолько слепа? Как могла не понимать, что переживает моя девочка?
— Вы тяжело больны, герцогиня.
32 
