очень нудно 
48 
— У меня есть только сестра. А она сказала, чтобы я поступил, как сочту нужным. Конечно, я сперва написал ей и спросил ее разрешения. Она понимает положение Марины и не претендует на Габриэльсхюс ни для себя, ни для своей дочери Кристианы. Дочь ее уже помолвлена с одним помещиком в Сконе, у сестры с мужем свое большое поместье, а лишнего им не надо. У нас, Людей Льда, редко бывает больше одного ребенка. Двое детей — это уже исключение, не говоря о троих. Словом, если Марина откажется от Габриэльсхюса, он просто пропадет. Будет пустовать. Или отойдет короне. Мы не должны закрывать глаза и на эту опасность. Его Величество часто лишает старых дворян их имений, я знаю много тому примеров.
— Но ведь и ты сам тоже будешь здесь жить? — испуганно спросила Хильдегард. Тристан помедлил с ответом:
— Да, пока жив.
Хильдегард вздохнула с облегчением. Тристан смотрел на ее лицо, которое так любил, и его переполняла безграничная нежность. У него сжималось сердце при мысли о том, что конец ее близок…
— Хильдегард, я обещал тебе, что никогда не брошу твою дочь. Ты возложила на меня ответственность за нее, и я буду заботиться о ней всю жизнь. Это самое малое, что я могу для вас обеих сделать.
— Да, но…
Хильдегард прикусила губу и замолчала, нельзя было требовать от него большего.
Однако Тристан читал ее мысли. Несколько раз они издалека подходили к этой теме, но, не смея говорить об этом открыто, каждый раз обрывали разговор.
Оба понимали: Марине требовался не только дом, где бы она могла жить в будущем, ей требовался и защитник. Она была опозорена, и злые языки будут преследовать ее всю жизнь, если никто не оградит ее от них…
Но Тристан не мог произнести тех слов, которых ждала от него Хильдегард.
Она долго не спускала с него глаз. Ей было известно, что дни ее сочтены, и никакая сила не может продлить их. Ее терзал страх за Марину.
Со слезами на глазах Хильдегард прикоснулась к руке Тристана, она плакала от стыда — еще раз ей приходилось униженно молить о помощи.
— Тристан… Это нужно ради счастья моей дочери…
— Я понимаю, Хильдегард, — с тоской проговорил он. — Но ведь я люблю не ее…
Он замолчал и отвернулся. Она всхлипнула, и этот звук поведал ему о ее удивлении, робкой надежде, искре радости… Наконец, она взяла себя в руки.
— У Марины нет никого, кроме тебя, — прошептала Хильдегард. — И ты единственный, кому я могу доверить ее.
Он резко повернулся к ней:
— А почему бы мне вместо этого не жениться на тебе? Тогда она станет моей дочерью!
Губы Хильдегард дрожали:
— О Тристан! Это ей не поможет! Ее ребенок все равно будет рожден вне брака, и она так или иначе будет опозорена. Ведь ей придется жить среди людей. Что же ей, носить на груди надпись, что в отрочестве над ней надругался негодяй? Люди этого не поймут. Они будут презирать ее. Не о такой жизни я мечтала для своей дочери!
— Но, Хильдегард, я не могу жениться на ней, она еще ребенок!
— В Европе нередко девочки ее возраста уже выходят замуж. Но прости меня, дорогой, я слишком многого требую от тебя. Ты и так сделал для нас больше, чем мог.
Он наклонился и погладил ее по бледной щеке.
— Ты знаешь, я не смогу дать ей любовь. И нормальную супружескую жизнь. Что будет, когда она вырастет? Неужели она должна прожить всю жизнь, так и не познав мужской любви? Ведь это несправедливо.
Хильдегард было тягостно говорить на эту тему, но выхода у нее не было.
— Мы оба с тобой понимаем, что Маринина душа искалечена на всю жизнь. Она никогда не примет физическую близость между мужчиной и женщиной. Ты — единственный подходящий для нее муж потому, что супружеская постель тебе не нужна.
— Дорогая, я уже не раз думал об этом и понимаю, что это был бы разумный выход. Но ты забываешь об одном…
— О чем же?
Его красивые глаза с грустью смотрели на нее.
— Неужели ты сама не понимаешь?
Хильдегард с трудом сдерживала слезы. У нее не было сил говорить, она взяла его руку и прижала к своей щеке.
— Я знаю, что не должен был говорить об этом. Я не хотел оскорбить своими словами женщину, которая совсем недавно стала вдовой. Оставим этот разговор, забудь все, что я сказал тебе сегодня.
Он встал на колени рядом с кроватью.
— Хильдегард, я прошу у тебя руки твоей дочери, — торжественно произнес он. — Обещаю быть ей хорошим мужем, исключая одну сторону супружеской жизни. Марина достойна счастья. Если ты отдашь ее за меня, я буду относиться к ее ребенку, как к своему собственному, и со временем он получит в наследство Габриэльсхюс.
48 
