очень нудно 
41 
Внезапно ей стало легче, казалось, пол стал надежнее. Расстояние от ужасной пропасти снова увеличилось. «Теперь я снова вступаю в „добрый период“ моей жизни, — подумала она с облегчением. — Только бы он продолжился до конца пути!»
Не успела она это подумать, как вся сеть под нею разорвалась, она попыталась нащупать опору, но ничего не нашла.
— Факел! Он гаснет! — закричал Даниэль.
— Осторожно, Map! — в ужасе воскликнул Ировар. — Подними его повыше!
Map состроил гримасу, но повиновался.
В ужасе они смотрели, как пламя, потрескивая, превращалось лишь в слабые огоньки, маленькие искры, все более слабые.
— О, Шира, — прошептал Вассар, глубоко удрученный.
Все они чувствовали, что постепенно гаснущий факел — плохой признак. Шира была в опасности.
— А мы не можем как-то пройти через гору? — в отчаянии спросил Даниэль.
— Мы ничего не найдем, — ответил Ировар. — Ничего, кроме твердой скалы.
— Но Шира где-то внутри.
— Это же не обычное путешествие по пещерам в горе, — объяснил Ировар. — Этот путь не для нас. По мере того, как Шира продвигается вперед, гора за ней смыкается. Сейчас она уже не может выйти. Ее единственное спасение — достигнуть источника.
Даниэлю впервые захотелось плакать.
Сармик в отчаянии смотрел на мерцающее пламя.
— Неужели мы ничего не можем сделать? Молиться богам… или духам, может быть?
Ировар покачал головой.
— Это не поможет. Мы не можем изменить с помощью молитв прежнюю жизнь Ширы. Теперь она должна отвечать за все, что говорила, делала и думала. Сейчас она выяснит, достойна ли того, чтобы дойти до источника. Мы можем только надеяться.
— То есть теперь ты знаешь всю легенду об источниках? — спросил Сармик, Волк.
— Не больше того, что Шире рассказал Шама, какие-то другие отрывочные куски я слышал от Тун-ши, и постепенно они всплывают у меня в голове. Не знаю, как это получается.
— Я думаю, что, если духи захотят что-то сказать нам, Ировар, они будут говорить твоими устами, — серьезно произнес Сармик. — A Map ничего не может сделать?
— Мне кажется достаточно невероятным уже то, что он стоит и держит факел, — тихо пробормотал Ировар. — Я не смею просить его о большем, иначе он может разозлиться и отказаться. Да и вообще… Что он может сделать?
Никто из них не заметил, как за пределами темной пещеры наступил вечер. Они молча глядели на слабо горящий факел, благодарные за то, что он еще не погас совсем. Но пламя становилось все слабее.
Шира раскачивалась над пропастью. Она держалась за кончик одной-единственной нити, который резал ей ладонь и каждую минуту мог выскользнуть из пальцев. Она чувствовала, как ее ступни тянет к себе серо-белая, слизистая, чавкающая масса, но не могла подтянуть ноги повыше.
Вновь послышался голос, мощный и беспощадный.
— Шира из Нора! Ты падаешь из-за своего тщеславия.
Она не могла ответить. Она сжала зубы, с гримасой боли уцепилась за нитку и другой рукой.
— Женщинам вообще не следует пытаться добраться до источника, — коротко произнес голос. — Им никогда не удастся пройти через зал, где измеряется тщеславие.
Она ответила через силу:
— Неужели я тщеславна? Я, пришедшая сюда с пятью мужчинами? И вполне могла бы быть мужчиной и сама, ведь они абсолютно не обращали на меня внимания как на женщину.
— Нет, но тебе бы этого хотелось.
И голос замолчал.
Шире хотелось сказать что-нибудь о мужском тщеславии, но она решила, что не стоит. Она ждала, что голос скажет еще, но когда никаких слов не последовало, закричала вне себя от ужаса:
— Нет, нет! Не исчезай! Скажи мне еще что-нибудь! Я не выдержу здесь… одна.
На лбу ее выступил пот. Она уже не знала, держатся ли ее руки за нить, она этого не чувствовала, но они, разумеется, держались. Иначе она бы уже давно упала и исчезла в колышущейся под нею массе.
Шира взглянула на отвратительную клокочущую трясину под собой и застыла от ужаса, внезапно увидев череп, который то появлялся, то исчезал на поверхности. Один из тех, кто не смог пройти через зал тщеславия и высокомерия. Может быть, он свалился вниз именно потому, что был настолько высокомерен и решил, что именно ему по силам достичь источника?
Ужасное видение как будто придало ей новые силы, ей удалось ухватиться еще за одну нить, свисавшую вниз, и обмотать ее вокруг руки. Когда она растопырила пальцы, чтобы схватить нить, она почувствовала, что рука липкая. Нитка настолько глубок врезалась в кожу, что ладонь была вся в крови. Она в отчаянии и ярости прокричала в украшенный золотом издевательски красивый потолок:
41 
