очень нудно 
32 
— Непременно, — кивнул Роман Григорьевич.
Листунов смерил его оценивающим взглядом.
— Только имейте в виду, юноши, зрелище будет не для слабонервных, а нюхательной соли я нынче не припас!
На это снисходительное замечание «коллеги» Ивенский никак не отреагировал, будто не услышал. Но Тита Ардалионовича слова пальмирского чиновника задели за живое.
— Это ничего, ваша милость, — незаметно для себя копируя холодную улыбку Ивенского, — ответил он. — Сегодня мы с его высокоблагородием как-нибудь обойдёмся без соли. Верно, Роман Григорьевич?
— Мы очень постараемся, Тит Ардалионович, — с наигранной серьёзностью кивнул тот.
Но особенно стараться не пришлось.
Длинное, худое тело убитого мага раскинулось поперёк малой гостиной, между синим диваном и шифоньеркой, на самом ходу — через него приходилось переступать. В груди несчастного зияло маленькое круглое отверстие, как от удара стилета. Крови на полу почти не было, только вокруг самой раны по зелёному бархату старомодного шлафора [17]расплылось тёмное пятно.
— Ах, какой аккуратный покойник, — нарочито громко умилился Тит Ардалионович, на этот раз он и в самом деле ни малейшей тошноты не почувствовал. — Всем бы такими быть! Не понимаю, право, к чему был разговор о соли? Неужели у пальмирских сыскных настолько слабые нервы?
— Уроженцы Северной Пальмиры издавна слывут натурами чувствительными и утончёнными, — в тон ему откликнулся Ивенский. У Листунова щёки вспыхнули алым, как у девицы, Роман Григорьевич продолжал невозмутимо. — Но знаете, Тит Ардалионович, этот убиенный решительно не похож ни на финна, ни на саама. Лично мне он больше всего напоминает турка.
— Кого? — Удивился незнакомому слову Удальцев.
— Турка. Так прежде называли османов, теперь это название не в ходу, а мне вдруг на ум пришло… Вы только взгляните на его профиль — совершенно восточный!
Тит Ардалионович покорно взглянул на профиль — до этого он в лицо мертвеца смотреть избегал, хоть и нахваливал того за опрятный вид. Действительно, внешность несчастного Контоккайнена была характерна скорее для уроженцев Османской империи, нежели для выходцев из холодного Финнмарка: удлинённый череп, покрытый чёрными с благородной проседью волосами, смуглая кожа, тонкий нос с горбинкой, миндальные глаза под красиво изогнутыми бровями.
— Надо ему глаза закрыть, что ли, — пробормотал Удальцев хрипло. — Мёртвый, а глядит…
— Лучше не трогайте пока ничего, оставьте как есть, — посоветовал Ивенский. — Ведь мы ещё даже не осмотрелись.
Тит Ардалионович попятился. Предложение его было чисто формальным, он и в мыслях не имел прикасаться к покойнику сам: вот ещё, страсти какие! А Ивенский — ничего, прикоснулся.
— Да, убит совсем недавно, тело ещё не остыло. Знаете, мне представляется теперь, что отцом его был финн, а мать — родом из южных краёв, с Кавказа, к примеру. Говорят метисы особенно склонны к колдовству, — сочинил новую гипотезу Роман Григорьевич. Он нарочно болтал всякую чепуху, ему был занятно наблюдать за реакциями пальмирца, крепнущего во мнении, что приезжие сыскные отличаются легкомыслием и скудоумием. Что ж, пока это к лучшему.
— Иван Агафонович, вы уже распорядились опросить зевак у входа, вдруг кто-то из них заметил что-то подозрительное? — Окликнул он громко. Листунов не удостоил его ответа, только взглянул снисходительно. «Ещё поучи меня работать!» — читалось в его взгляде. Но приезжего это не обескуражило, он продолжил свою тираду, адресуясь к младшему, видно, ещё более недалёкому спутнику. Только теперь он говорил вдвое тише, и Листунову, демонстративно-отстранённо изучавшему содержимое секретера покойного (на его счастье, не заговорённого), слов стало не разобрать. — Впрочем, вряд ли. Думается, убийца действовал прежним способом: явился-убил-исчез. Жаль, пыли маловато, нет чётких следов. Дня три не прибирались, не дольше…
— Разве это был один и тот же убийца? — удивился Удальцев. — Но почерк… — он лихо вернул колоритное сыскное словечко, — …почерк совсем разный! На Боровой всё было в крови, а здесь чисто. И оружие другое.
— Вот именно, — кивнул Роман Григорьевич. — Оружие — единственное отличие. Но поставьте себя на место убийцы. Первый раз вы, по неопытности, орудовали саблей или ятаганом: набезобразничали в комнате, наследили, сами забрызгались кровью по уши — разве приятно?
32 
