очень нудно 
41 
И все-таки она не отошла еще окончательно от тех жутких переживаний, которые были связаны с Тенгелем Злым. В самом деле, ей следовало бы выплакаться перед Томасом! Но поскольку на это у нее не хватило времени, ей приходилось носить в себе страшные воспоминания. Она просто пыталась загнать их в темный угол своего сознания, чтобы потом постепенно освободиться от них.
Но вряд ли ей это удастся во время ее поездки в Норвегию. Ведь Эскиль не тот человек, у кого можно поплакаться на плече.
И чем ближе они подъезжали к Гростенсхольму, тем сильнее было ее восхищение.
— Я узнаю эти места! — то и дело восклицала она.
— Воспоминания — удивительная вещь, — заметил Хейке. — Они вмещают в себя все, что переживает человек даже в детстве. Стоит тебе снова увидеть эти места, как память твоя зашевелилась…
— Как здесь красиво! — со вздохом произнесла она.
— Не более красиво, чем в других местах, как мне кажется. Просто картины твоей памяти добавляют новые цвета к тому, что ты видишь. Очевидно, твой предыдущий визит в Гростенсхольм был очень приятным.
Часа через два она спросила:
— Мы скоро уже приедем, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Хейке. — Когда я приехал в Норвегию в первый раз, я был так же взволнован, как и ты. Помню, как я дрожал от возбуждения. И просто поверить не мог, что Гростенсхольм принадлежит мне. Это имение казалось таким огромным по сравнению с тем, к чему я привык. Да, вот мы и въехали в наш округ.
Тула жадно смотрела по сторонам, комментируя все подряд.
Наконец они въехали во двор.
— Ах, как хорошо снова оказаться здесь! — сказала Винга, поднимаясь вверх по ступеням. Остальные пошли за ней следом. — Добрый день, Педерсен! Все ли в порядке?
Управляющий поклонился ей и сказал:
— Все в порядке, фру.
— А где молодой хозяин?
— Думаю, господин Эскиль теперь в конюшне. Он помогает нам во всем.
— Посмотрим. Пойдем-ка, Тула, в наш скромный дом!
Они вошли в просторный зал. Тула остановилась.
— Ой, как много у вас слуг! Но… они выглядят так… Уфф, нет…
Хейке и Винга моментально повернулись к ней.
— Вот! — сурово произнес Хейке. — Вот мы и обнаружили это! Я с самого начала подозревал это!
Вид у Винги был печальный. А Тула готова была прикусить себе язык, увидев все эти чудовищные фигуры в зале, пыталась напустить на себя невинность.
— Я ничего не понимаю… — сказала она.
— Ты видишь духов, Тула, — сказал Хейке. — А их видят только «меченые».
— Но ведь Винга тоже видит их! — пыталась она защитить себя. — Я же видела, как она приветствовала их!
— Винга видит их потому, что свалилась в разрытую могилу, когда я переступил границу потустороннего мира. Она видит их как тени. Ты же видишь их как живых людей!
Тула почувствовала себя чуть ли не больной. Все раскрылось! Раскрылось потому, что она сначала говорит, а потом думает. Ей следовало бы сразу понять, что она видит вокруг себя вовсе не людей. Как в тот раз…
Хейке укоризненно и печально произнес:
— Почему же ты ничего не говорила об этом, Тула?
— Я… не могла, — опустив глаза, ответила она.
— Я давно уже подозревал это, дитя мое. И мне было тяжело от недоверия к нам.
— Мне не хотелось, чтобы мама и папа узнали об этом.
Он вздохнул.
— Ладно, что было, то было. Позже мы поговорим с тобой серьезно. Но ты должна помнить, что все остальные люди не видят их. Только ты, я и отчасти Винга. Эскиль не имеет об этом ни малейшего представления, не говоря уже о слугах. Не выдавай их присутствия ни единым словом, ни единым жестом!
— Я обещаю… — пропищала она, словно собачонка, которая боится, что ее ударят.
Что же это были за существа, населявшие старинное имение Гростенсхольм? Они радостно и тепло приветствовали хозяев и ждали похвалы за то, что следили за домом или выполняли какие-то другие поручения.
Если бы она заметила, какими страшными были некоторые из них, она наверняка бы закричала от ужаса и убежала прочь. Но самое худшее было у нее уже позади, так что эти фигуры не вызвали у нее страха.
Ведь она видела дома, в Бергунде, самого Тенгеля Злого! А по сравнению с ним эти духи преисподней были просто детьми из воскресной школы.
Гораздо хуже было то, что Хейке раскрыл ее тайну. И к тому же давно. Какая жалость! Каким лживым и жеманным могло показаться ему ее поведение!
41 
