64 
Эх…
Эмили Тарк посмотрела на себя в зеркало, довольная увиденным, напудрила себе волосы и повернулась к своему мужу.
— Мне кажется, что Вемунд мог бы сегодня и появиться — он ведь получил приглашение. Ты от него что-нибудь слышал?
Красивый Арнольд Тарк поправлял кружевной шарфик. На его лице были явные признаки усталости.
— Вемунд пропадает в конторе уже несколько дней. Он и пара исполнителей из ведомства инкассации.
У него тряслись руки, и он никак не мог справиться с шейным платком.
— Вемунд позволяет себе какие-то глупости, — с презрением произнесла госпожа Эмили. — Так оскорбить Мандрупа. Якобы мойдвоюродный брат виновен в растрате!
— Д-дело еще х-хуже, чем ты думаешь, милая Эмили.
— Что значит хуже? — резко спросила она.
— Мы были слишком несообразительными — я и Вемунд. Мандруп получил слишком большую свободу. Слишком большую.
— Чепуха! Стоило ему немного ошибиться со счетами, как ты уже готов пуститься во все тяжкие. Тебе не следовало передавать дело так рано Вемунду. Его там никогда не бывает — он то в лесу, то на реке. Так дело не пойдет, я всегда это говорила. Бедный Мандруп, он работал в этой конторе на износ за Вемунда.
— Ну уж, на износ. Это, пожалуй, не совсем точное слово, — промямлил Арнольд Тарк, но он побоялся сказать это достаточно громко, чтобы его услышала жена.
Эмили жаловалась.
— Я не понимаю, что произошло с Вемундом. Он всегда был такой милый и послушный мальчик. Ты думаешь, что я его упустила из-за Лиллебрура, когда они были маленькими?
Арнольд не осмеливался отвечать. Но он думал о том, что, по существу, были упущены оба сына. Их мать почти всегда была с ними, но та любовь, которую они получали от нее, была ни чем иным, как требованием с ее стороны. Чтобы мальчики ее боготворили, ублажали во всем.
Или он был сейчас несправедлив? Он был раньше так редко дома, сконцентрировавшись полностью на работе компании. То, что Лиллебрур обожал свою мать, сомнению не подлежало. Так что она должна была им что-то дать? Лиллебрур считал, что он любим своей матерью.
А Вемунд?
Что произошло с этим парнем в последние годы? Почему он покинул родительский дом? Лиллебрур утверждал, что Вемунд совершил такой дурной поступок, что не в состоянии больше смотреть своим родителям в глаза.
Но он ведь знал, что его отец готов ему все простить! И его мать тоже. Ей так нравилось показывать на обозрение своих красавцев сыновей. Разве он не понимает, какую боль причиняет своей матери? Она уже не может рассказывать другим о двух своих сыновьях…
У Арнольда появился странный привкус во рту от своих собственных слов — ему не хотелось глубже копаться в том, о чем он и думал. Было проще размышлять о том, чем Вемунд занимается сейчас. Ревизией экономического положения компании.
Арнольда затрясло.
Главным образом оттого, как он сможет сообщить Эмили, что же произошло в действительности. Пусть сначала состоится этот прием — он не хотел портить ей веселье.
Всю свою жизнь Арнольд посвятил тому, чтобы угождать своей Эмили. Вначале из любви. Затем по устоявшейся привычке. А потом из страха.
Вошла горничная.
— Прибыл господин Мандруп Свендсен.
— О, Мандруп, — расцвела Эмили. — Пусть он войдет!
Огненно-красное лицо Мандрупа Свендсена было более пунцовым, чем обычно. Кожа блестела от пота, и по его глазам было видно, что он сегодня крепко выпил. Но он не желал упускать шанса побывать на вечеринке, как бы плохо дела ни обстояли в компании. Он уже все распланировал: на следующее утро он заказал экипаж, который отвезет его в порт. Оттуда уходило судно в Данию, а затем он собирался перебраться в Германию. У него было припасено достаточно наличными…
Здесь, на маскараде, ему было спокойно, спокойнее, чем у себя дома.
— Эмили, я просто больше не могунадеть костюм Робин Гуда — он ужасно сел, — сказал Мандруп. — Нет ли у тебя римской тоги, в которую я мог бы завернуться? И лаврового венка и пары сандалий? Не нарядиться ли мне в Цезаря?
— Скорее в Нерона, — пробормотал Арнольд Тарк.
— Мы сейчас что-нибудь тебе найдем, дорогой, — сказала Эмили, вставая. Опять появилась горничная.
— Прибыла госпожа Элизабет Паладин.
— Ну, наконец-то, уже время! Марта, и отныне называй ее маркграфиней.
64 
