7 
Но у Лив были свои предчувствия. Она написала письмо Сесилии об их безграничном отчаянии. О малыше, о быстро исчезающей надежде на то, что Маттиас еще может быть жив. Может, лежит где-нибудь беспомощный, а они не смогли найти его вовремя.
«Не можешь ли ты приехать домой, дорогая Сесилия? Нас все больше и сильнее мучают подозрения, что Колгрим что-то знает. Ты единственный человек, кто умеет воздействовать на него. Будь так любезна! Наш любимый маленький Маттиас отсутствует уже пять недель, разум Ирьи начинается мутиться, да и сами мы не в силах выносить эти мучения», — такими словами закончила Лив свое послание.
Сесилия только что вернулась домой из склепа Анны Катерины и очень хотела отдохнуть со своей небольшой семьей. Но она тут же решила ехать.
— Нет, Александр, я не возьму с собой двойняшек в Гростенсхольм. Я тоже уверена, что за всем этим стоит Колгрим. И я никогда не позволю Габриэлле или Танкреду предстать перед его хищными глазами!
— Но он ведь не будет…
— Колгрим сильно привязан ко мне, тебе это хорошо известно. Он считает, что я ему изменила, когда родила детей. Я всегда сомневалась в его дружеском отношении к Маттиасу. Ты же знаешь, что я никогда не брала детей с собой домой, как бы сильно мне этого ни хотелось. Отец и мать были здесь и виделись с ними, да и Тарье тоже, но остальные из моей семьи никогда не встречались с близнецами. И это только из-за Колгрима.
— Мне кажется, что ты несколько несправедлива к мальчику. Но ты знаешь его лучше меня. Ну что же, мы поживем без тебя еще немного. Надеюсь, ты отыщешь Маттиаса! Он — прекрасный малыш.
Сесилия вздохнула.
— О-о, если бы дедушка Тенгель был жив! Или Суль. Они обладали способностью отыскивать пропавших людей. Может быть, одной Суль было бы под силу держать в руках своего внука Колгрима. Ну, хорошо, я пробуду там неделю, а потом я должна отдохнуть. Я ужасно подавлена из-за смерти Анны Катерины. А сейчас еще Маттиас… О-о, дорогой маленький Маттиас!
В Гростенсхольм она приехала спустя неделю и пришла в ужас, увидев, как изменили всех горе и страх.
Уже на следующий день у нее с Колгримом состоялся разговор. Но он уже был не тот, что раньше, он уже не доверял ей и не желал беспокоиться о таких мелких делах, как Маттиас. Беспокоило его только одно.
— Когда приедет Тарье? — спросил он.
— Не знаю. Но он уже долго не был дома, поэтому приедет, видимо, скоро. Тебе нравился Тарье?
Взор Колгрима блуждал по комнате. Тарье? Что он имел в виду, когда написал свое письмо Таральду? Именно этим был озабочен мальчик, лишь это интересовало его.
— О, да! — воскликнул он с энтузиазмом. — Тарье такой умный.
Сесилия после этого переговорила со своей матерью Лив.
— Я уверена, мальчику что-то известно, но добиться от него сейчас чего-нибудь невозможно. Я не справлюсь с ним. Попытаюсь еще раз на неделе, но не могу ничего обещать.
Но Сесилия так и уехала, не решив проблемы. Никогда выражение лица Колгрима не было таким невинным, как сейчас. Именно поэтому она была уверена в том, что он знал больше, чем рассказывал.
Лето клонилось к осени.
Колгрим спокойно ждал приезда Тарье. Потому что сейчас он, Колгрим, стал наследником того, что было для него дороже всего на свете.
2
Однако Тарье пока не собирался ехать домой. Он блестяще сдал экзамены в Тюбингенском университете и теперь имел право выбирать или отклонять различные заманчивые предложения.
Поскольку никто из рода Людей Льда никогда не нуждался в деньгах, так как Тенгель Добрый занимался врачеванием, а картины и обои Силье были проданы за более высокую цену, чем рассчитывали, Тарье мог не думать о деньгах и выбирать дальнейший путь свободно.
Он отказался от соблазнительного предложения преподавать медицину в Тюбингенском университете, а выбрал вместо этого — неизвестно, почему — менее оплачиваемую работу в Эрфурте. Здесь он должен был стать ассистентом сведущего в медицине ученого, изучавшего различные болезни.
Тарье осуществил одну мечту своего детства. Ему удалось познакомиться с великим математиком и астроном Иоганном Кеплером, когда ученый уже в конце своей жизни пришел в Тюбингенский университет.
Они до глубокой ночи вдвоем вели научные беседы. В последние годы Кеплер превратился в разочарованного человека, уставшего от людского невежества и твердолобого непонимания, и очень страдавшего от болезни. Беседа с молодым идеалистом Тарье вдохнула в него жизнь, и они говорили о науке до тех пор, пока их веки не сомкнулись от усталости.
7 
