Лёгкий, ненавязчивый романчик 
44 
Рено покинул сад, и его последний взгляд был обращен на королеву Маргариту. Мысль, что он больше никогда ее не увидит, была едва ли не самым главным его горем. Когда она, совсем еще недавно, встала на его защиту, он почувствовал безмерное счастье, увидев в этом доказательство ее веры в то, что он невиновен, но теперь, когда ему больше ничего не угрожало, он перестал интересовать ее. Кто знает, может быть, его несчастье было для молодой королевы лишь представившейся возможностью пробить брешь во всевластии королевы-матери, которую она имела полное право ненавидеть? Но как только он избежал сетей королевы Бланки, он снова сделался никем, вернулся в небытие. Рено уверился в этом, потому что Ее Величество не удостоила его даже прощальным взглядом – Маргарита вышла из тенистой беседки и теперь прогуливалась по освещенной солнцем аллее, улыбаясь своей сердитой маленькой спутнице. В золотистом платье, сверкающем в солнечных лучах, Маргарита напоминала статую Девы Марии, освещенную пламенем свечей. Но в этот миг Дева Мария была гораздо ближе к несчастному Рено, чем королева Франции, которую он никогда больше не увидит… Даже на пергаменте, потому что свиток с изображением женского лица, столь похожего на Маргариту, который он считал своим единственным сокровищем, остался в особняке де Куси, в кармане, собственноручно пришитом им к красивой фиолетовой котте, в которой он сопровождал свою госпожу во дворец или на торжественные церемонии. Он не надел ее на ту позднюю мессу и теперь считал это большой удачей: Бог знает, что могло бы произойти, если бы этот портрет нашли у него в день ареста. Изображение, столь похожее на королеву Маргариту, могло только ухудшить его положение… Теперь у него не осталось надежды вернуть себе этот портрет. Оставалось надеяться только на то, что свиток не попадет в недостойные руки.
Усевшись на круп лошади, позади одного из офицеров, которые ожидали императора во дворе, и направляясь в свое новое жилище, Рено чувствовал себя куда менее счастливым, чем должен был бы чувствовать себя человек, избежавший виселицы во второй раз.
Но он, конечно же, должным образом поблагодарил своего спасителя, хотя при этом в его голосе звучала такая скорбь, что Бодуэн, несмотря на серьезность минуты, не мог не улыбнуться.
– Сколько вам лет? – спросил он.
– Восемнадцать, сир.
– Неужели до ваших испытаний вы были столь несчастны, что вас оставило желание жить?
– О нет, сир! Ровно наоборот. До тех пор пока не умерли те, кого я называл своими родителями, я жил очень счастливо, нисколько не опасаясь будущего, которое казалось мне совершенно ясным и сулило много надежд.
– А теперь у вас надежд не осталось?
– До тех пор пока не откроется правда о том, как умерли мои близкие, которых я так любил, я не могу ни на что надеяться и не вижу для себя достойного будущего.
– Вы хотите сказать, что вам не на что надеяться, находясь на службе у нищего императора? Но и нищий император имеет возможность посвятить дворянина в рыцари.
– Но не того, на ком лежит подозрение в бесчестье. Император безгранично добр ко мне, и я буду служить ему преданно, мужественно и верно на любом месте, которое он мне определит. Даже если…
– …сделает из меня прислугу? Полно, мой мальчик, не говорите вздор. Хотя я понимаю, почему вы так рассуждаете – вы еще слишком молоды, вы расстались со своими иллюзиями и вам очень больно. Но вы забыли, по какой причине я решил вытащить вас из топи, в которой вы могли бы и утонуть. Я спасал одного из Куртене, такого же, как я, и, возможно, одного-единственного, который заслуживает дружбы в нашей французской ветви.
– Но я не принадлежу к французской ветви.
– Правда, правда. Я забыл, что вы являетесь исключением. С чем я вас и поздравляю, поскольку нет правил без исключения. Вот вам и основание для того, чтобы смотреть в будущее не так мрачно. Вам очень больно?
– Сейчас уже не так. Мне кажется, что тяжесть из тела ушла и мне стало легче двигаться.
– Мой врач вылечит вас. В противоположность большинству своих собратьев он человек с обширными познаниями, чудодейственными руками и очень ловкий. Может быть, чересчур массивен…
Император не счел нужным объяснять, что он имел в виду, и Рено не решился попросить у него объяснений. Ему хотелось только одного: наконец добраться до места и вымыться – встреча с королем и прекрасной королевой заставила его особенно остро почувствовать свое жалкое положение. По счастью, путь оказался недолог.
44 
