очень нудно 
58 
Солдаты, несущие караул в Тампле, Симона не любили, а Кортей и Мишони его ненавидели и презирали. Де Бац знал, что в день побега Симона необходимо удалить, и в одиннадцать часов это было сделано. Симону принесли записку от Марата, чей почерк был ему хорошо известен. Марат просил Симона немедленно прийти для решения очень серьезного вопроса.
Симон колебался не больше минуты. В этот вечер в тюрьме царили покой и тишина, кроме того, он всегда мог рассчитывать на Кортея и Мишони: уж они-то и муху не пропустят.
– Меня вызывает Марат, – сообщил он Мишони. – Думаю, это ненадолго; я очень скоро вернусь.
Узнав, что Симон удалился, де Бац вздохнул с облегчением: до квартала Одеон путь неблизкий, они должны были успеть.
К полуночи заговорщики начали собираться. Де Бац и двое других, которые должны были стоять на лестнице, надели свои накидки.
– Все готовы? – спросил Кортей. – Тогда вперед!
Маленькая группа вышла из стен кордегардии и начала подниматься по темной каменной лестнице, но внезапно снизу раздались крики:
– Стойте! Стойте! Всем оставаться на своих местах!
Кортей выругался сквозь зубы – голос принадлежал Симону, который зачем-то вернулся и, задыхаясь, карабкался по лестнице.
– Стоять! – едва удалось выговорить ему. – Надо провести перекличку твоих людей.
– Зачем? – удивился Кортей. – Что случилось?
– В Тампле измена! Мишони оказался предателем. А тебе что надо?
Последние слова относились к де Бацу. Побледневший как смерть барон, все планы которого рухнули по вине этого убогого шпиона, потянулся за пистолетом. Кортей, сообразив, в чем дело, встал между ним и Симоном.
– Ему от тебя ничего не нужно. Просто Мишони его земляк. – Потом Кортей обратился к Жану: – Успокойся, парень. Должно быть, произошла ошибка. Все уладится...
– Меня бы это удивило, – проскрипел Симон. – Мишони должен немедленно явиться в ратушу и дать объяснения. Он наверху?
– Да, гражданин Мишони наверху, – спокойно ответил Кортей. Он сам сгорал от желания свернуть шею проклятому башмачнику, но в башне уже поднялась тревога. Если убить Симона, то дело кончится полной катастрофой.
– Отлично, я иду к нему. А ты проведи перекличку.
– Я не вижу для этого причины, но если тебе это доставит удовольствие...
Кортей спокойно провел перекличку, потому что принцессы еще не поменялись местами с гвардейцами. Никто не подал виду, и когда Кортей выкликнул: «Форже!» – де Бац спокойно ответил:
– Я!
Удовлетворенный Симон поднялся наверх вместе с четырьмя муниципалами. Чуть позже они вернулись, ведя с собой совершенно невозмутимого Мишони.
– Это какая-то чушь, – обратился он к Кортею. – Назвать меня предателем! Меня, который столько раз доказал свою верность революции!
– Это наверняка ошибка...
– Разумеется! Они обо мне еще услышат!
– А где Симон?
– Конечно же, наверху! Башмачник занял мое место... Уму непостижимо! Но клянусь тебе, он долго на нем не усидит!
Муниципалам, очевидно, показалось, что Мишони слишком много болтает, и они увели его. Кортей многозначительно взглянул на де Баца, призывая его к терпению и мужеству.
– Хорошо, инцидент исчерпан. Надо все же сменить наших товарищей наверху.
В этой фразе скрывался заметный только одному де Бацу вопрос – сможет ли он пробыть некоторое время наедине с Симоном и не убить его? Де Бац кивком головы дал понять, что все в порядке, он согласен, и снова пошел вверх по лестнице.
На четвертом этаже было все спокойно. Произошла смена караула, отстоявшие свою смену спустились вниз. Форже поставили у стеклянных дверей, перед которыми, словно тигр в клетке, вышагивал Симон.
Де Бац отлично понимал, какое отчаяние владеет сейчас тремя женщинами за этой стеклянной дверью. Какое ужасное разочарование! Он с отвращением смотрел на всклокоченного низкорослого человечка с толстыми губами и глазами навыкате. И все же надо было попытаться выяснить, что произошло.
– Какая удача, гражданин Симон, что тебе удалось разоблачить заговор, – заметил барон.
– Что ты сказал? – Башмачник был несколько глуховат и плохо понимал собеседника, если не смотрел ему в лицо.
– Что тебе по-настоящему повезло! Ты раскрыл заговор! – заорал де Бац гнусавым голосом, которым говорил все-гда, когда изображал Форже.
Симон хмуро посмотрел на него, едва сдерживая гнев.
– Нет никакого везения. Просто люди знают: если они обращаются ко мне, то говорят с настоящим патриотом и порядочным человеком.
58 
