Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
139 
— Нет. Скучная только…
— Это да, — Сверру тоже приходится много учиться. Леди Эдганг добилась того, чтобы Сверра не отдавали в школу, и учителя приходят на дом. Он почти все время занят, но сегодня — особый день. И Сверр сбежит от учителей.
И найдет, как избавить Кэри от гувернантки.
Этот день они проведут вдвоем…
…и в следующем году тоже…
Кэри кажется, что так будет всегда. Она почти счастлива и старается не заснуть, чтобы не пропустить и минуты этого счастья.
…спустя полгода Сверр увидит, как мисс Элшби, вспылив, отвесит Кэри пощечину.
— Тебе не следовало молчать о таком, — скажет Сверр.
— Я говорила…
— Кому?
— Папе.
— А он? — Сверр нахмурится.
— А он сказал, что я, наверное, сама виновата.
— Неправда, — Сверр погладит след от пощечины и, наклонившись, поцелует Кэри. — Ты ни в чем не виновата. И не молчи в следующий раз, ладно?
Кому жаловаться? И он ответит на незаданный вопрос:
— Мне. Я никому не позволю обижать тебя.
— И что ты сделаешь?
Сверр старше, но не настолько, чтобы к нему прислушивались. И оба это знают.
— Убью, — он улыбнется широко и радостно. А Кэри фыркнет, не поверив. Вот только на следующее после разговора утро, мисс Элшби найдут у подножия лестницы. Она так и не выпустит из рук очередной сентиментальный роман…
…кажется, в тот день тоже снег шел.
Кэри, поддавшись искушению, отодвинула засов. Окно распахнулось беззвучно, и холодный ветер качнул тяжелые гардины, сыпанул в лицо колючей крупой.
Закружились снежинки в белом свете газовых рожков.
Кэри ловила их и, поймав, собирала губами с ладоней, уже не снег — воду…
— Смотри, чтобы не продуло…
Она замерла.
И обернулась.
Как не заметила, что он вошел?
— Я ненадолго, — Брокк как-то вдруг смутился и отступил к двери.
— Здравствуй…
У нее было столько слов, и все вдруг куда-то исчезли.
— Здравствуй, — его ответ эхом произнесенного слова.
И ветер, любопытничая, пробирается в комнату, вьется поземкой по толстому ковру, рассыпает снежный бисер…
— Ты… вы надолго?
Надо сделать что-то… подойти и обнять.
Или просто взять за руку, убеждаясь, что это — не сон. А если и сон, то пусть продлится подольше. Кэри ведь может разнообразия ради видеть приятные сны?
— Нет. Меня ждут там… за Перевалом.
От него тянет анисом и ветивером. Странная смесь, дымно-земляная, глубокая, горько-сладкая и вместе с тем — легкая.
И тонкая мятная нота…
— Я… — Брокк все же решился войти. — Подумал, что ты не будешь против…
— Не буду…
На нем старая кожанка бистрового оттенка с крупными квадратными пуговицами. Верхнюю расколола трещина. Рукава кожанки на локтях протерлись едва ли не добела. На полах виднелись россыпи дыр, мелких, какие остаются от искр.
— Садитесь, — она вдруг спохватывается. — Я прикажу подать ужин, вы, наверное…
Брокк прижимает палец к ее губам.
— Я на несколько минут всего.
— Но…
Какие у него холодные руки. И кожа потемнела, обветрилась.
— В горах все немного иначе, — он отпускает Кэри и закрывает окно. А потом наклоняется и нежно, осторожно как-то, словно до последнего сомневаясь, целует в макушку. — С днем рожденья.
На его ладони свернулась серебряная цепочка.
— Прости, но не успел купить настоящего подарка и вот…
Не серебро — сталь. Тончайшие звенья, словно паутинка, и хитрый узор, который лозой переползает со звена на звено. И темный металл.
— Спасибо… это… замечательно.
Медальон? И часы. Механическое сердце. Полупрозрачный корпус, сквозь который видны крохотные шестеренки, пружинки и искры питающих кристаллов. Створки-раковины медальона сжаты плотно, и Кэри скорее угадывает, что внутри — пустота.
— Тут цифровой замок… — Брокк следит за ней внимательно, настороженно. — Я подумал, что… в общем, не так и важно, наверное…
— Важно.
Кэри не решается прикоснуться к подарку.
И к его ладони.
Она уже согрелась. И пальцы Кэри задержались на ней чуть дольше дозволенного. Всего лишь мгновенье, но… Брокк заметил.
— Вы выглядите чудесно…
…платье из альмандиновой парчи было куплено в модном доме Ворта, и пусть бы шилось оно не для Кэри, но сидело хорошо. И пожалуй, в кои-то веки собственное отражение нравилось Кэри.
139 
