очень нудно 
151 
Тарк мертв.
Гленна мертва.
Несчастный случай на лестнице. И доказать обратное не выйдет.
Гавин жив: разбитая голова и несколько ушибов. Хуже всего — чувство вины, которое заставляет парня замкнуться и молчать. Он тих и незаметен, старается услужить, и это старание — соль на свежие раны.
Нишхат вторые сутки сидит у двери. Урфин не желает его видеть, но и ударить не способен, потому что бить следует себя. Он не справился, не защитил семью. И все, что происходит сейчас, — результат его ошибки.
— Мой капитан! — Нишхат поднялся и с поклоном протянул нож.
— Уходи.
Урфин не в том настроении, чтобы оценить красивый жест.
— Нет. Или вы. Или свои.
Приговорили, значит. И отменить этот приговор не по силам даже Урфину. Нишхат может бежать и тогда, возможно, спасется.
— Чего ты от меня хочешь?
— Шанс. Искупить. Или честную смерть. Я… наши говорят, что будем башню брать.
— И что, пойдут? — Безумный план.
— Пойдут.
Безумные люди. Преданность или дурость?
— Пусть заткнутся и сидят тихо. Штурма не будет…
Нишхат держит нож, только лезвием к себе повернул. Воткнет под ребра, не задумываясь, искупая не свою вину. И если так, то… тот, кто однажды оступился, получил опыт. Он не позволит снова себя обмануть. А Урфину нельзя светиться в городе.
— Мне нужно, чтобы ты нашел женщину…
…зал суда. Балкон. Притихший Майло трет красные глаза. Он слишком взрослый, чтобы плакать при всех. И носит в кармане плоский камень с дырочкой. Майло отдаст его Тиссе, потом, когда все будет хорошо. Мне бы его уверенность.
Процесс открытый. На этом настоял Кормак, ведь люди должны убедиться, что их светлость примет единственно справедливое решение.
— Назовите ваше имя и род занятий.
— Ивар Дагби. Работаю в мертвецкой. — Парень молод и несчастен оттого, что вынужден говорить перед всеми. — Провожу вскрытия. Изучаю тела и следы на них.
— Какие? — Кормак почти дружелюбен, он кивает, точно поддакивая Ивару, показывая, что всецело понимает и суть его работы, и ту нежеланную ответственность, которая вдруг легла на его плечи.
— Всякие. Удушения. Утопления. Отравления. Виды ран… смерть изменяет тело. Я пишу трактат.
— И вы проводили вскрытие Гийома де Монфора?
— Да.
— Кто распорядился?
— Я. — Кайя редко подает голос, предоставляя право говорить Урфину. Тому надо с кем-то драться, иначе нервы не выдержат.
— Вы ведь не доктор?
— Я учился три года.
— Всего три года…
— И два года работы в мертвецкой. У меня большой опыт.
— Всего два года работы вы полагаете большим опытом? — Он не скрывает насмешки, сомнения в голосе, заставляя Ивара оправдываться.
— Я многих вскрывал!
— И по какому праву? Насколько я знаю, только для того, чтобы получить звание подмастерья, должно пройти семь лет…
Незаконно. И опасно.
— Я не называю себя доктором. И не лечу живых пациентов. Я лишь определяю причину смерти. — Ивар наклоняется чуть вперед. Он чувствует за собой правоту и отступать не собирается.
— И что же стало причиной смерти Гийома де Монфора?
— Внутреннее кровотечение, вызванное многочисленными проникающими ударами в полость живота. Повреждение желудка, кишечника и печени.
Ивар зол, и злость заставляет его кричать. Вот и все. Каждый человек в зале слышал это эмоциональное признание. Правдивое. И несомненно, заслуживающее доверия, ведь если их светлость верят своему человеку, то и лорд-канцлер поверит.
— Сколько было нанесено ударов?
— Семь.
— Семь ударов! — Кормак играет на публику. Он воздевает руки, и тень глумливо повторяет жест. Тень на стене огромна, она достает до самого потолка, точно готова обрушить его на головы тех, кто не внемлет. — Каждый из которых смертелен! И нас уверяют, что она защищалась?
Она сидит прямо. И я не представляю, каких сил это стоит. Урфин рядом, он ни на кого не смотрит, обнимает Тиссу, хотя бы так защищая ее от всего вокруг.
Я знаю, что он говорит, будто все закончится хорошо.
Рядом с ней Урфин меняется. Он становится спокоен и даже весел, беспечен где-то. В эту беспечность легко поверить, и Тисса делает вид, будто верит. Ей не хочется огорчать мужа.
151 
