очень нудно 
147 
Это ведь несложно…
— Ребенок, ты встать можешь? Цепляйся за шею. Обними крепко, вот так, умничка моя…
Урфин не сердится?
Сердится. Глаза темные. И морщинки вокруг прорезались, как будто он изо всех сил пытается не щуриться. Улыбка тоже какая-то не такая. Но хорошо, что он здесь. Тиссе спокойней. И спросить можно. Урфин должен знать про плаху наверняка…
— Выброси глупости из головы. — Он шептал, но Тиссе казалось — кричит. — Я никому не позволю тебя обидеть.
У него не получится. Тисса понимает. Это Урфину с их светлостью кажется, что по их взглядам ничего прочитать нельзя.
Тисса ведь призналась. И признание повторит перед судом.
Их светлость не желают судить Тиссу, но тоже не имеют выбора. Это ведь будет неправильно — приказать, чтобы Тиссу отпустили. Но их светлости хочется, и, наверное, поэтому ему плохо. Тисса видит. За это ей тоже стыдно, и она отворачивается, прижимаясь к продымленному сюртуку Урфина.
Он же продолжает говорить:
— А если совсем прижмет, то попрошу Аль-Хайрама тебя украсть. Он по этому делу большой специалист…
Подниматься высоко, и Урфин ступает медленно. Он сильный, но ведь Тисса и сама идти способна. Не отпускают. Стража — серые плащи — держится поодаль, но совсем не исчезнет.
— …уедем жить в Ашшар. Там зимы не бывает. Всегда солнце и жарко очень, но если у моря, то жара терпима…
Коридор. Люди. Те самые, что были на балу. Они уже слышали о происшествии — а можно ли назвать убийство происшествием? — и теперь пришли снова посмотреть на Тиссу.
— Не обращай на них внимания. Ты храбрая девочка. И все правильно сделала.
Путь до подъемника долог, и Урфин ускоряет шаг.
В кабине тесно. И слышен натужный скрип ворота. А если не выдержит? Выдерживает.
Снова коридор. И снова подъемник. Остается половина стражи. Остальные исчезают в темных поворотах. Встречает лорд Хендерсон, и Тиссе надо поблагодарить его за заботу, но голос вдруг пропадает.
— Я взял на себя смелость вызвать доктора Макдаффина.
— Спасибо.
— Здесь спальня, гостиная и небольшая библиотека. Есть ванная комната. Камин недавно растопили, поэтому, возможно, пока будет прохладно…
Он не похож на палача, скорее уж гостеприимный хозяин. И камера камерой не выглядит.
— Девочка моя, — Урфин наконец отпускает Тиссу, но стоять ей сложно, и Тисса сама цепляется за его руки, — потерпи еще немного. Все почти закончилось.
Ну вот зачем он врет? Все только-только началось.
— Давай мы снимем это платье? Вот так… — Урфин помогает раздеваться. Правильно, Тисса не справилась бы. А на сорочке бурые пятна особенно заметны.
Доктор начинает осмотр с головы…
— Гавин жив? — Тиссе очень надо знать.
— Жив, леди. Синяки. Ушибы. Несколько дней полежит и будет в полном порядке.
Тогда все замечательно.
Столь же тщательно изучают руки и шею… потом приходится снимать сорочку, но стыда уже нет. Только холодно очень. Доктор оставляет на столике склянку из темного стекла.
А Урфин не позволяет одеться. Он несет Тиссу в ванную комнату. Вода горячая и пахнет медом. От запаха и пара кружится голова.
— Я сама могу помыться…
Урфин не возражает, он просто поступает по-своему. И Тиссе остается закрыть глаза. Мягкая губка скользит по телу. Льется вода на плечи. И волосы тяжелеют… с мокрыми возни много.
— Сейчас покушаем и спать. — У него такой же ласковый голос, какой бывал у мамы, когда Тиссе случалось болеть. Но сейчас она здорова!
Ее растирают шершавым полотенцем и заворачивают в другое, мягкое.
— Я не хочу есть!
При мысли о еде Тиссу тошнит. Она вспоминает почему-то Гийома, белый сюртук и красную кровь. Бурое месиво и омерзительный непередаваемый запах.
Кажется, ее вот-вот вырвет.
— Тише. — Тиссу поддерживают. — Дыши ртом. Давай-ка вдох и выдох. Как я говорю. Вдох и выдох… и снова вдох. А покушать надо. Давай хотя бы суп?
Откуда здесь взялся суп? Но Урфин держит миску и ложку.
— Открой рот. И глотай. Вот умница.
Суп очень горький и пахнет травами. Наверняка в нем то средство, которое доктор оставил.
— Невкусно? Надо, девочка моя. Правильно. Еще ложечку…
— Я не должна была его… я никогда и никого…
— Понимаю. Но у тебя не было выбора.
147 
