очень нудно 
145 
Ответ-эхо. Но он есть, и нить связи все еще жива.
…очень. Тисса цела. Напугана. Урфин должен держать себя в руках. Не дать повода для параллельного обвинения. И не напугать ее еще больше.
— Дознание ведет лорд-дознаватель. Или лицо, его замещающее.
— Ваша светлость шутит? — Приподнятая бровь, отмечающая удивление. Урфина к этому делу не подпустят, возможно, и к лучшему.
— Или же я. — Кайя обвел взглядом зал.
Смолчат? Да. Смотрят на Кормака, ожидая подсказки. Шакалье прикормленное, разжиревшее и ошалевшее от собственной безнаказанности. И виноват во всем Кайя, потому что слишком тяжело было с ними бороться, куда легче найти врага в ином месте. Дела вовне… а замок год от года зарастал нелюдью.
— Если вашей светлости так будет угодно. — Мормэр Грир говорит достаточно громко, чтобы слышно было каждому. Человек-марионетка. И доволен ролью. — Мы лишь хотели избавить вас от неприятной обязанности осудить девушку.
— Суд еще не состоялся.
Состоялся. Здесь. И приговор читается в глазах лордов. Возможно, им где-то даже жаль Тиссу, но ничего личного. Всего-навсего политика.
— Состоится. Надеюсь, скоро. — Из рукава лорда-канцлера появился белый кружевной платок, которым он неторопливо вытер пальцы. — К сожалению, я вынужден буду взять на себя роль обвинителя.
Можно было не сомневаться, что Кормак не упустит случая развлечься.
— И по какому праву?
— Родственному. Три дня тому де Монфор и моя дорогая дочь сочетались браком… и теперь мне предстоит сообщить ей новость, которая разобьет ей сердце…
…хуже и быть не может. От имени скорбящей дочери Кормак потребует открытого процесса. Тиссу прилюдно утопят в грязи. И будут делать это медленно, с удовольствием. Хватит ли у нее сил выдержать?
— …надежда на справедливость — ее единственное утешение. Только осознание того факта, что ваша светлость никогда и ни в чем не преступят закон, позволит нам преодолеть скорбные дни.
Старый лорд улыбался.
Скорбные дни? Да Гийом лишь пешка, которой пожертвовали, чтобы загнать Кайя в ловушку.
Он не может осудить Тиссу.
Он не способен не осудить ее.
— Кормак, вы понимаете, что делаете? — Кайя слышал, как ворочается железный монстр в голове, сминая нервные клетки остатками колес. И сама мысль о сопротивлении причиняла боль. Пока вполне терпимую. Если усилить нажим… еще немного. До шума в ушах. До светляков перед глазами. До оборвавшейся связи — Изольда поймет, что так было надо.
До кислого кровяного вкуса во рту.
— Я — да. А вот вы, ваша светлость, похоже, нет.
Лорд-канцлер протянул платок… но взять не получилось. Кайя не в состоянии был пошевелиться. Предостерегающе кольнуло под сердцем.
— Вон! — Говорить с трудом, но вышло. Только голос был сиплый, надорванный.
— Обвинение настаивает, чтобы преступницу охраняли надлежащим образом. Мы не можем позволить убийце скрыться…
— Не переживай, Дункан. — Хендерсон позволил себе вмешаться в разговор. — Я лично позабочусь о безопасности леди.
Хендерсон. Кривая башня. Каменный мешок для избранных, в котором давненько не случалось гостей. Нижние камеры? Нет, нельзя, чтобы это походило на камеру… есть гостевые покои. Там уже добрую сотню лет никто не жил, но убирались регулярно. Мебель старая. Довольно холодно. Но временно. Все временно. Если Кайя не найдет выход, то сквозняк станет меньшей из проблем.
Кормак предложит сделку.
И какой бы выбор Кайя ни совершил, он проиграет.
Выбирать нельзя. Иначе надо.
Но хотя бы эти ушли… Куда? Неважно. Когда? Кайя не помнит. Были люди. Людей нет. Только девочка, Хендерсон и Урфин. Появился.
Хорошо, что появился.
До чего больно. Нервы — раскаленная пряжа, которую выворачивают ледяными спицами.
— Прекрати…
Кайя не понял, кто это сказал. Надо усилить нажим.
Сознание отключилось.
Он очнулся в кресле с четким пониманием того, где и по какой причине находится. Боли не было. Сердце работало нормально. И только шея зудела, странно так, непривычно. Кайя поднял руку — движение приходилось фиксировать в сознании — и коснулся шеи. Липкая.
В крови.
— Выпейте. — Хендерсон подал кубок и пояснил: — Вода.
Соленая. Или горькая? Вкус меняется с каждым глотком, и на последнем Кайя понимает, что вода в принципе вкуса не имела, как и положено воде.
145 
