очень нудно 
163 
Здесь — это в гостиной леди Мэй, горячо любимым сыном которой Малкольм являлся. Конечно, Меррон сомневалась, что леди Мэй в курсе того, какие беседы ведутся в его салоне, открытом лишь для избранных, но радовалась, что ее саму в круг избранных включили.
Все случилось весьма неожиданно.
В тот вечер она несколько опасалась возвращаться к тетушке, поскольку внимательный ее взгляд всенепременно обнаружит некоторую… неряшливость в одежде. Да и солому, как подозревала Меррон, не удалось всю выбрать. Она приготовилась защищаться, однако Бетти лишь вздохнула и велела заварить мятного чая. Для успокоения нервов. А к чаю — небывалое дело! — сама принесла медовые пряники, изгнанные из рациона за исключительную их вредность.
— Такова женская доля, дорогая моя, — сказала она, отщипывая кусочек пряника. — Приходится терпеть… всякое.
Ну кое-что из всякого Меррон готова была терпеть и в дальнейшем. Однако тетушка, почти уже впавшая в меланхолию, которая приключалась с ней периодически, особенно часто под осень, не нуждалась в ответах. А пряники оказались кстати.
Меррон всегда отличалась неприличным для леди аппетитом.
— С другой стороны, положение… — Тетушка отщипнула от пряника крошечку. — Мэй как узнала, за кого ты сговорена…
…это Меррон сама была бы не прочь узнать. Но у Сержанта спрашивать не станет. Назло.
— …сразу вспомнила, что у нее две дочери. И сын. Они тебя ждут завтра.
— Зачем?
— Литературный салон.
О нет, опять обсуждать любовные стихи с трепещущими душами да истомленными сердцами? Меррон никогда не могла понять, почему женщинам полагается восхищаться подобной ерундой.
И ведь тетушка тратилась на эти стишки… а на медицинскую энциклопедию новейшего издания денег пожалела. Ни к чему девушке читать подобные мерзости на ночь. И вообще неприлично интересоваться подобными вещами.
Интересно, а по договору Меррон положено что-нибудь «на булавки»? Хорошо бы… Сержант, конечно, сволочная зануда, но вряд ли будет следить за тем, что Меррон читает.
— Я обещала, что ты непременно заглянешь…
Меррон заглянула.
И осталась.
В гостиной леди Мэй — те же рюшечки, кружавчики, подушечки и фарфор — читали совсем не любовные баллады. В первый же день хорошо поставленным голосом Малкольм продекламировал новую Декларацию прав человека, а потом поинтересовался, что Меррон по этому поводу думает.
Еще никто и никогда не слушал ее столь внимательно!
Без насмешки.
Без издевки.
Без снисходительности во взгляде, которая означала, что суждения Меррон по-женски глупы. А когда она завершила речь, чуть более сумбурную и эмоциональную, чем того хотелось, сказал:
— Я рад, Меррон, что не ошибся. Сегодня мы нашли еще одного единомышленника.
В литературном клубе состояло семь человек. И Меррон. Из женщин лишь она и сестры Малкольма, девушки строгого и даже чопорного вида, который вводил их матушку в заблуждение. Стоило леди Мэй покинуть свои покои — она тактично не мешала молодежи развлекаться, — как в тонких пальчиках сестер появлялись черные мундштуки, а Малкольм извлекал портсигар.
Открывались окна. Зажигались ароматические свечи, от которых у Меррон начиналась мигрень. Однако она терпела. Все ведь терпели, а здесь, в их узком избранном кругу, не следовало выделяться.
Меррон курить не пробовала. Она только представляла, каково это — держать горький дым во рту и тем более в легкие пускать. Легкие — очень чувствительный орган. И для вдыхания дыма природой не предназначенный.
Да и… честно говоря, выглядели сестры престранно.
— Зачем это вам? — спросила Меррон, наверное, на третьей или четвертой встрече, когда осмелела достаточно, чтобы спрашивать.
— Свободный человек стоит над предрассудками, — ответили ей. И, доказывая собственное утверждение, сестры поцеловались. Не по-сестрински. А потом протянули руки к Меррон. — Присоединяйся.
Когда же она отпрянула, засмеялись. Вообще после сигарет они становились такими странными…
— Они лишь хотят сказать, что любой человек сидит в клетке своих предрассудков. — Рядом оказался Малкольм, который был более чем серьезен. — И необходим поступок, чтобы из этой клетки выйти. Нарушь правила один-единственный раз, и ты уже не будешь прежней.
163 
