Элли позволила себе легкое удивление в голосе:
– Но о чем можно говорить, если мое решение уже принято?
«Кроме того, – мысленно добавила она, – время римских диктаторов прошло с Юлием Цезарем, или ты не слышал?»
В любом случае она не откажется от домика, независимо от пожеланий ее мужа. Это ее особенное место, и оно важно для Элли. Дом хранит очень много воспоминаний, от которых она не избавится по указке графа.
Бабушка Виктория оставила деньги на необходимые траты и местные налоги, но этой суммы не хватит надолго. Элли не собиралась просить у графа ни цента на содержание «Каза Бьянка», поэтому возвращение к работе становилось еще более необходимым.
Лежа ночью без сна, она пришла к мысли, которая сможет разрешить проблему, пусть выполнение ее задумки и не обрадует Анджело.
В Востранто была комната, не очень большая, но хорошо освещенная, а главное, неиспользуемая. У окна в ней стоял небольшой столик. Элли сказали, что за ним мать графа Анджело писала письма и просматривала отчеты по хозяйству.
Но если там установить ее ноутбук, она сможет получать работу из издательства по электронной почте и отправлять уже готовые переводы. Таким образом, ей не придется ездить в город, и, если она будет использовать свою девичью фамилию в профессиональных целях, никто не узнает, что графиня Манзини работает.
Они ехали в его машине. Анджело сам сидел за рулем, Элли занимала пассажирское сиденье рядом с ним. Искоса поглядывая на Анджело, она заметила – загорелое лицо с идеальной формы ртом было странно суровым.
– Что-то не так? – вдруг спросил Анджело, так что она вздрогнула.
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Ты выглядишь немного беспокойной.
– Прошедшие события, – начала она, – вряд ли можно назвать успокаивающими.
– Не знаю, как заверить тебя…
– Что я тебя не интересую? – Элли вскинула голову. – Поверь, об этом я меньше всего переживаю.
– Тогда что тебя тревожит?
– Есть кое-что. Я решила продолжать работать, но дома, в твоем доме, в Востранто.
– Как же ты собираешься это делать? – Его голос не очень ее подбадривал.
– По почте. В доме есть комната, которую твоя мать раньше использовала в качестве кабинета. – Элли замолчала. – Это не будет тебе мешать. Я буду работать столько, сколько мне необходимо. Ты должен понимать – мне важна моя карьера, важно мое будущее.
– Опасаешься, что я не смогу тебя обеспечить? – бросил он ей в лицо.
– Я ценю свою независимость. Которая будет длиться гораздо дольше, чем этот брак…
Анджело выругался:
– И ты решила не советоваться со мной, прежде чем отдать распоряжения?
– Я думала об этом. Но слишком хорошо знала, как ты отреагируешь. А если ты сейчас отменишь мои распоряжения, твои слуги узнают о том, что мои желания тебе не важны. Это не даст мне завоевать их уважение и эффективно управлять Востранто, как тебе бы хотелось.
– Я недооценил тебя, Елена. В таком случае я не буду отменять твои приказы. Но помни – я по-прежнему хозяин Востранто.
– Дома – да, – ее сердце бешено колотилось, – но вы не мой хозяин, граф Манзини, и никогда им не будете!
Он внезапно выкрутил руль, и Элли закричала, когда машина выехала на обочину, остановившись на самом краю обрыва.
– Кажется, тебе нравится бросать мне вызов, моя дорогая? – Его слова словно хлестали ее. – Ты слишком часто это делаешь.
Он грубо схватил ее и прижал к себе. От его поцелуя, беспощадного и чувственного, ее губы опухли и горели.
– Теперь ты знаешь, Елена, что значит, когда я злюсь. Очень советую тебе больше не рисковать. Тебе понятно?
– Понятно… – изменившимся голосом ответила она.
Всю оставшуюся дорогу оба не проронили ни слова.
Глава 6
Элли, обняв себя, будто защищаясь, стояла посреди комнаты, которую ей нужно было научиться называть своей. Но именно спальня была единственным местом в этом доме, где Элли чувствовала себя чужой, незаконно вторгшейся.
Огромная с балдахином кровать явно должна служить брачным ложем, и Элли задумалась, сколько жен Манзини в прошлом лежали здесь, чтобы исполнить супружеский долг?
Ее пальцы коснулись губ, все еще чувствительных и немного опухших после поцелуя… Конечно, глупо было провоцировать Анджело, и Элли это понимала, но его властное поведение вывело бы из равновесия и святого.