очень нудно 
44 
— Не смейтесь надо мной!
— Я соблазнил бы вас уже десять раз. — Рэйф намеренно наступил на письмо. — Не лгите мне или себе самой. Вы несчастны. Вы не хотите его. Вы идете на это лишь потому, что боитесь остаться старой девой.
— Отличное обвинение, исходящее из уст лицемера!
— Я не лицемер. Я честен со всеми, включая Натали. Я не притворяюсь влюблённым. Я не притворяюсь, что хочу её так, как хочу вас.
Ханна застыла, уставившись на него и от удивления потеряв дар речи. То, что он в этом признался…
Она поняла, что, как и он, дышит слишком часто. Она вцепилась в его руки, ощутив под тканью твёрдые мускулы предплечий. Ханна не была уверена, собиралась ли она прижаться к нему или оттолкнуть.
— Скажите, что вы влюблены в него, — сказал Рэйф.
Но Ханна не могла говорить.
Он повторил своё настойчивое требование более мягко:
— Тогда скажите, что вы желаете его. По крайней мере, вы должны чувствовать к нему хотя бы это.
По всему ее телу пробежала дрожь, распространившись до кончиков пальцев на руках и ногах. Она сделала глубокий вдох и слабо выдавила:
— Я не знаю.
Выражение его лица изменилось, на губах заиграла странная полуулыбка, а горящие глаза хищно заблестели.
— Вы не знаете, как определить, желаете ли вы мужчину, милая? Я могу вам в этом помочь.
— В такой помощи, — раздраженно огрызнулась Ханна, — я не нуждаюсь. Она напряглась, когда его большие руки обхватили ее плечи, и Рэйф притянул её ближе к себе. Ее сердце бешено забилось, а по всему телу распространился пульсирующий жар.
Рэйф наклонился и поцеловал её. Ханна предприняла нерешительную попытку вывернуться, и его губы коснулись ее щеки вместо губ. Похоже, Боумен не возражал. Казалось, он был готов целовать любую часть её тела, до которой мог дотянуться: щёки, подбородок, мочку уха. Ханна замерла, часто и тяжело дыша, пока он осыпал поцелуями её разгорячённое лицо. Она закрыла глаза, когда почувствовала, что его рот накрыл её губы. После нескольких нежных скользящих поцелуев он, наконец, страстно впился в ее губы.
Он пробовал её на вкус языком, медленно исследуя, и это чувственное потрясение затмило все мысли и проблески разума. Обняв ее одной рукой и склонив голову, он стал целовать её более настойчиво. Вторая рука, поднявшись, обхватила ее подбородок, приподнимая лицо. Он отодвинулся ровно настолько, чтобы игривыми, жаркими прикосновениями уговорить её губы раскрыться, и проник языком в горящую сердцевину ее рта.
Ее дрожь усилилась, коварное чувственное удовольствие просачивалось сквозь неё словно через тающий сахар. Когда он попытался успокоить ее, самые нежные части её тела начали пульсировать под одеждой, давление всех шнуровок, швов и корсета сводило ее с ума. Она беспокойно задвигалась, раздраженная этими ограничениями. Казалось, он понял. Он оторвался от её губ, его тёплое дыхание овеяло ее ухо, когда пальцы скользнули к корсажу. Она услышала собственный стон облегчения, почувствовав, как он расстегнул ворот платья. Пока его рука украдкой двигалась вдоль корсажа, дёргая и расстёгивая, он успокаивающе шёптал, что он позаботится о ней, никогда не причинит ей боли, что она должна расслабиться и довериться ему, расслабиться…
Он снова поцеловал её, от жгучей бархатной ласки у нее подкосились ноги. Но медленное падение, казалось, не имело значения, потому что Рэйф надёжно держал её, опускаясь вместе с ней на покрытый коврами пол. Она оказалась прижатой к нему, когда Рэйф встал на колени в ворохе ее смятых юбок. Ее одежда удивительно быстро пришла в полный беспорядок: пуговицы расстёгнулись, а юбки задрались. Ханна сделала слабую попытку хоть что–нибудь поправить и прикрыть, но его поцелуи лишали ее способности думать. Он осторожно расположился над нею, его рука надежно поддерживала шею девушки. Она беспомощно расслабилась, когда его ненасытный рот снова и снова атаковал её губы, наслаждаясь ее вкусом.
— Какая сладкая кожа… — шептал он, целуя ее шею, распахивая ее корсаж. — Позволь мне видеть тебя, Ханна, любимая… — Он потянул за ворот её сорочки, обнажая высокую и полную грудь, поддерживаемую корсетом. Именно тогда Ханна осознала, что лежит с ним на полу, а он обнажает те места её тела, которые никогда не видел ни один мужчина.
— Подождите… Я не должна… Вы не должны… — Но протест затих, когда он склонился над роскошной округлостью и его губы сомкнулись на прохладном напряжённом соске. Из ее горла вырвался тихий всхлип, когда его язык заскользил по ней влажными бархатными поглаживаниями.
44 
