очень нудно 
53 
— Нелли? Это ЧК. Нет, не из улья — от себя. Нелл, у меня crise psychologique[55], и я… Нет, душенька, это не умничанье, это неприятности, только по-французски. Моя проблема сейчас здесь сидит, совсем рядом, и я не хочу, чтобы он понимал мой разговор. Да, конечно, «он». Я не могу с ним управиться, а знаю, что ты сможешь, — это твой особый дар. Ты не приехала бы прямо сейчас? Нет, ни намека — увидишь все сама. Спасибо, Нелл. — Она закончила разговор. — Хорошо, Блэз, я открою тот ящик.
У Гретхен был заведен следующий порядок приема: самых почетных клиентов она встречала у входа в Оазис. Менее важных она встречала у внушительного входа в свои апартаменты, в окружении своего штата. Рядовых (т. е. большинство) клиентов проводили к ней в кабинет, где они заставали ее работающей за письменным столом. (Знай все это Миллс Коупленд из «ФФФ», он был бы крайне оскорблен!) Гретхен встретила Ильдефонсу у дверей своей квартиры и провела ее в комнаты.
— Спасибо, что поспешила на помощь, Нелл. У меня полный завал.
Ильдефонса переливалась салатного цвета блестками.
— Кто может сопротивляться подначке, ЧК? Конечно, ты меня интриговала — я тебя вычислила. Во всех твоих поступках всегда что-то еще скрывается.
— Решительно возражаю, Нелл.
— Но почему? В этом твоя привлекательность — меня берет за живое, когда я начинаю гадать, что ты еще затеяла. Мне хочется это выяснить.
— Клянусь, что просто нуждаюсь в помощи.
— А я, значит, должна тебе поверить? Это вот и есть твоя crise psychologique? — Ильдефонса двинула бедром в сторону остекленевшего господина Хоча.
— Это оно.
— Ты говорила «он». Ты не сказала «нуль в тоге».
— Он в шоке, и его нужно силком из этого вывести… Привести в норму.
— Ну и чем так хороша норма? Почему не позволить ему радоваться тому, что он есть сейчас?
— Мне нужны его свидетельские показания по делу.
— А я тут при чем?
— Потому что тебе известно что-то, чего я не знаю,
— Что именно?
— Как устраивать встряску мужчинам.
— Что ж, мне еще не приходилось тыркаться с зомби, но всегда что-то бывает в первый раз.
Гретхен натянуто улыбнулась.
— Если нужно именно это, то у тебя полная свобода действий.
— А что, есть другой способ? — Ильдефонса небрежной походкой приблизилась к господину Хочу, скользнула по нему равнодушным взглядом, внезапно наклонилась и посмотрела пристально. — Быть не может! Господи, да это Херой!
— Какой Херой? Это доктор Блэз Шима!
— Герой-херой, сокращенно от Хирошимы. Замани его в постель, ЧК, и узнаешь почему.
Гретхен плотнее сжала губы.
— Так вот какое твое скрытое намерение, — заметила Ильдефонса. — А что с ним произошло?
— Не знаю. Поэтому ничего не могу сделать.
Ильдефонса заскользила, примериваясь, вокруг
Шимы.
— Так-так, Херой. Давненько с тех пор… Соскучился, козлик?
— Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».
— Богу известно, что раньше любая девица завопила бы «Хочу!», козлик. Он что, не узнает меня? — бросила через плечо Ильдефонса.
— Он никого не узнает.
— И себя самого?
— Он думает, что он — какой-то придуманный им тип по имени Хоч.
— А ты желаешь избавиться от этого типа?
— Это было бы лучше всего — чтобы он пришел в себя.
— Есть идеи?
— Ты — моя единственная идея. Я подумала: «Только Нелл сможет привести его в сознание».
— Благодарю, но я обычно довожу их до полной потери сознания. Я не очень-то разбираюсь в обратном. Возможно, меня это позабавит. Хочешь, чтобы он вспомнил, что он — Шима?
— В том-то и загвоздка.
— М-м-м… — задумалась Ильдефонса. Г-н Хоч излучал на нее улыбки, напоминая симпатичного римского сенатора. — Погоди-ка. Херой, а это помнишь?
Она затянула своим пронзительно-высоким голоском:
Мамаша наказала мне: «Не прыгай с дядькой при луне! Неслух ты, — сказала мать, — Ты не смей нарушать! Нарушать, нарушать, Будет мужу не сказать!я
Ильдефонса хихикнула.
— Ты всегда от этого тащился, помнишь, Херой? Балдел, когда я пела и танцевала под эту песенку.
— Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».
— Слушай, ЧК, да он совсем съехал. Этим номером его всегда можно было довести до того, что он из штанов выпрыгивал. Херой считал, что я — невинная крошка, распевающая похабщину, которую сама не понимаю.
53 
