Последние отзывы

  67  

— Зигфрид, — обратился Джанни к трем четвертям нищего. — La signora приглашает тебя на вальс.

Гретхен кружилась в танце под пение Джанни Ики:

«Gualtiero! Gualtiero! Condurre mi per altare…»^[71]

* * *

Под прогулочную баржу использовали вдребезги разбитый колесный пароходик с Миссисипи. Там собрались члены ККК на барбекью. Шима с трудом верил своим глазам: углубление, заполненное полыхающими углями, над ямой поворачивается гигантский вертел. А на сам массивный стальной вертел, связанное по рукам и ногам, насажено нечто безусловно человекообразное.

— Господи помилуй! — Губы Шимы еле шевелились. — Жаркое людоедов!

Вождь племени ватусси, семи футов ростом, украшенный всеми атрибутами африканского царька, приветствовал Шиму:

— Опс благослови, доктор Шима, добро пожаловать на наш пир с Бледнолицым.

— Опс благослови, — непослушными губами отозвался Шима. — Так вы меня запомнили?

— Кто же забудет ваше и госпожи Нунн выступление в эдакой странной «Порги и Бесс»? Подобные воспоминания хранят вечно.

— Я пришел, чтобы загладить содеянное. Мне очень бы хотелось уладить с вами это дело: оказанием любезности, деньгами, чем скажете.

— В день Опс? Ни за что! Забудьте об этом, доктор. Мы уже забыли. Пойдемте, присоединитесь к нам — вот-вот подадут ужин.

— И все же, — продолжал настаивать Шима, — я хотел бы чем-нибудь быть вам полезным, потому что пришел просить вас об услуге.

— Ах так! О какой же?

— О смете на строительство.

— Да? И чего?

— Мне необходимо поставить опыт по сенсорному восприятию. Для этого нужна полная изоляция объекта — что-то вроде небольшого толстостенного бетонированного бункера.

— Понятно. И что же?

— У ваших ребят в руках все строительство. Как скоро вы могли бы соорудить такой бункер и во сколько это обойдется — могли бы вы дать мне график и смету?

Вождь ватусси уныло покачал головой.

— Очень жаль, но мы не можем удовлетворить вашу просьбу, доктор Шима. Мы бастуем в знак протеста против решения дирекции принять боевиков ООП в охрану. Что бы там ни заявляли в ООП, они — не настоящие черные. Протянется это еще месяца три, и мы готовимся к бойне. Очень сожалею. А теперь пойдемте, откушайте с нами.

У Шимы подступило к горлу.

— Простите, сегодня я не в настроении отведать длинной свиньи^[72].

Ватусси понизил голос до заговорщицкого шепота:

— Прошу вас, доктор, не разочаровывайте наших гостей! Но мы не стали позорить ККК, подавая жаркое всего лишь из бледнолицего. Мы отмечаем праздник гораздо более редким и дорогим деликатесом.

— Чем человек? О Господи, что же это?

— Горилла.

* * *

Опсдень! Опсдень! Опсдень! В церкви Всех Атеистов сардонические раскаты органа сопровождали увенчание Христа дурацким колпаком. Музыка была настоящей, а не в записи, с удивлением отметила Гретхен. На скамье органиста метался бушующий маньяк, топочущий по педалям басов, колошматящий по всем четырем клавиатурам разом… Своей сатанинской музыке он непрерывно вторил зывываниями, стонами и рычаньем.

Он был в обычных для Опсдня лохмотьях, поэтому Гретхен никак не могла определить его общественного положения, но чисто по внешности — индеец-ирокез с головы до пят: смуглое лицо, орлиный нос, большой тонкогубый рот, мясистые уши. Череп выбрит наголо — лишь ото лба к затылку топорщился жесткий гребень черных волос.

«Ему только военного оперения не хватает», — подумала она, забираясь на хоры, чтобы лучше видеть.

У него, наверное, было отличное боковое зрение.

— Какого рожна тебе здесь понадобилось? Опс благослови.

— Опс благослови, — попыталась Гретхен перекрыть рык органа. — Я пришла, чтобы замять скандал, который вчера учинила в церкви.

— А! Понял. И угу. Ты и есть та подруга, что спела Catulli Carmina^[73]? Забудь. Церковь уже. Есть своя кредитка?

— Кредитка?

— Очнись, детка. Кредитка. Ксива. Имя.

— О! Гретхен Нунн.

— А я Маниту-Вин-На-Мис-Ма-Баго.

— К-как?

— По-вашему, Тот-Кто-Может-Улестить-Маниту-Спуститься-На-Землю.

— Вы индеец?

— По большей части.

— Ну и дела, Опс благослови! А как к вам обращаться? Манни? Господин Баго?

— Какого черта! Это не катит. Зови меня Финкель.

— Финкель?

— Сечешь! Скрябин-Финкель.

* * *

В роддоме Равных Прав двадцать голых лилипутов исполняли балет нерожденных младенцев — «Право на Жизнь». Каждого из них пуповина соединяла с фаллическим майским шестом в центре; они вякали хор эмбрионов под приглушенное сопровождение оркестра, которым дирижировал зверского вида казак, зарычавший на Шиму в си-миноре:

  67