112 
— Конечно, нет. Ты думаешь?.. Нет, Анна, это глупо.
— Почему?
— У того молодого человека есть все, что он пожелает. А будет еще больше. Ее величество к нему благоволят. Уже готов указ о присвоении рыцарского звания…
Рыцарь — это много. И ничтожно мало для того, кто хочет большего.
— Второй раз я ошибся, когда слишком долго приглядывался к Лепаж.
Кольнуло ревностью и запоздалой обидой.
— Ты заставил меня… меня ее… представить.
— Я хотел посмотреть, как она поведет себя там, где есть за кого зацепиться. А она исчезла и ударила в мое самое больное место.
Наверное, следовало бы порадоваться, но у леди Фэйр осталась пара вопросов:
— Тот, кто стоит за всем этим, ты же не знаешь его имени?
— Нет.
— Он вампир? Лауру ведь убил вампир?
— Да.
В коротенькое слово Джордж сумел вложить многое. И свое нежелание продолжать разговор. И раздражение от неудачи. И затаенный страх, который Джорджианна почувствовала и поняла, хотя прежде никогда не думала ни о чем подобном.
Покушение на королевскую чету приведет общественность в ужас.
Покушение на королевскую чету, устроенное вампиром, приведет общественность к войне. Вспомнятся старые обиды, чтобы переродиться в ненависть.
— Люди и вампиры давно живут бок о бок. Вопрос в том, достаточно ли длится это "давно", чтобы не случилось раскола, — Джордж озвучил мысли Джорджианны.
Но все-таки странно, при чем здесь куклы?
— Глава 42. О том, что боги бывают разными
Мы въехали в деревню, и Персиваль сказал:
— Баста. Ты или передохнёшь, или сдохнешь. Выбирай сам.
И он был совершенно прав. Но разве мог я остановиться?
— Эмили.
— Что "Эмили"? — передразнил он, сползая с конской спины. Расставив широко ноги, Персиваль потянулся, наклонился и с громким стоном разогнулся.
— Я должен найти Бакстера.
— Найдешь. И гордо плюнешь в его наглую харю. А знаешь почему? Потому что на большее у тебя силенок не хватит. Так что кончай дурить, Дорри. Глядишь, пару часов здорового сна спасут твою задницу. Или голову.
И снова я вынужден был признать его правоту. Последние несколько миль я держался в седле на одном упрямстве, но рано или поздно и оно иссякло бы.
Уже иссякло.
Я позволил Персивалю взять лошадь под уздцы, сам же шел рядом, держась за стремя. Мышцы ног закаменели, и каждый шаг отдавался в спине резкой болью.
Солнце, зависнув над старым амбаром, вылизывало меня шершавым языком, грозя оставить новые следы на моей изрядно попорченной шкуре.
В гостинице, которую Персиваль, как пес, нашел по запаху бекона, отыскался номер и для меня. За плотно задвинутыми ставнями царила блаженная темнота, источавшая тонкий аромат лаванды и свежего белья. Скинув плащ, маску и перчатки, я сел на пол и кое-как стянул сапоги. На это ушли последние силы. Я даже не заснул — я отключился, а после очнулся, как был, с сапогом в руке, но лишь для того, чтобы переползти на кровать.
Второе пробуждение принесло ломоту во всем теле и зверский голод, который, впрочем, нашлось чем утолить. На столике рядом с кроватью стоял поднос с парой тарелок и кувшином. Молоко оказалось свежим, хлеб тоже, а что было до того, я не понял, но все равно съел.
Записка лежала в сапоге.
"Прочухаешься, возвращайся домой. В трактир не лезь. Спугнешь".
Писано сие послание было на обрывке газеты и куском угля. При прикосновении буквы стирались, оставляя на пальцах черную пыль.
Сложив лист, я сунул его во внутренний карман сюртука. Затем поправил одежду, привести в порядок которую не представлялось возможным, обулся, хотя треклятые сапоги не желали налезать на опухшие ноги. Спустился.
Рассчитался с хозяйкой и забрал оседланного коня.
Почему-то поступок Персиваля меня не удивил, хотя и несколько задел, в очередной раз ярко продемонстрировав собственную мою беспомощность.
Собирался ли я последовать совету? Пожалуй, да.
Но сначала я собирался добраться до Сити.
Я въехал в город вместе с предрассветным туманом. На мучнистых крыльях своих он нес смрад сточных канав и истошные кошачьи вопли. Хруст мелкого щебня под копытами моего уставшего коня растворился в белизне.
И солнечный свет увяз в этой перине, словно мир вдруг сжалился надо мной, предоставив короткую передышку. Она закончилась за порогом мастерской на Эннисмор-Гарден-Мьюс.
112 
