48 
— Нет-нет, отец! Конечно же, нет! — горячо воскликнул Фернандо. — Любви все возрасты покорны! Просто об этом обычно не говорят.
Сеньор Мартинес задумчиво кивнул.
— Мы, испанцы, бываем довольно сдержанны.
— Но только не ты, — пошутил Фернандо. — Ведь ты не такой?
Сеньор Мартинес улыбнулся и озорно подмигнул сыну.
— Да, ты прав. Я не такой. Твоя мама всегда выговаривала мне за длинный язык. Мне кажется, Кэролайн много для тебя значит, — неожиданно закончил он.
Фернандо вздрогнул и с удивлением посмотрел на отца.
— И все-то ты видишь! А вот я это понял слишком поздно. И, кажется, все потерял.
— Как это поздно? Почему потерял? — Сеньор Мартинес нахмурился. — Зачем же она тогда здесь, с тобой? Послушай, сынок, хватит загадок, расскажи мне все.
Фернандо вздохнул.
— Тогда приготовься слушать долго.
— Рассказывай, я никуда не спешу.
Пауза затянулась.
— Кэролайн ждала ребенка, — наконец сказал Фернандо. — Моего ребенка, отец.
Сеньор Мартинес остолбенел.
— Ждала? — тихо переспросил он.
Фернандо грустно кивнул.
— Я совсем недавно узнал об этом. Она сказала мне, а я… — Он умолк в нерешительности.
— И что же ты, Фернандо? — строго спросил сеньор Мартинес.
— Я сильно разозлился. — Голос Фернандо задрожал. — На нее, на себя. Понимаешь, мы не планировали ребенка.
— Это, знаешь ли, мой мальчик, иногда случается и без плана. — Сеньор Мартинес усмехнулся, но почти сразу его лицо стало серьезным. — Так что произошло?
Фернандо покраснел от смущения. Может ли он все рассказать отцу, признаться в своем страшном грехе?
— Я занялся с ней любовью, — с трудом выговорил он. — А примерно через час она… она потеряла ребенка.
— И ты винишь в этом себя, так?
— Конечно же, я виню себя! — вскричал Фернандо. — Если бы я не обуздал свою похоть, с ребенком все сейчас было бы в порядке.
Сеньор Мартинес покачал головой.
— Эх, сынок. — Он дружески положил руку на плечо Фернандо. — Ты считаешь, что если женщина забеременела, то заниматься с ней любовью нельзя, пока не родится ребенок?
— Конечно, нельзя.
— Ну ладно. Что случилось, то случилось, и никто в этом не виноват. Кэролайн могла потерять ребенка независимо от того, занимались вы с ней любовью или нет. Уверен, что не секс был причиной выкидыша.
— Но я сделал ее несчастной! — воскликнул Фернандо.
— И себя тоже. Ты давно смотрелся в зеркало? — поинтересовался сеньор Мартинес. — Но вопрос в другом: следует ли разрушать все, что было между вами?
А действительно, что между нами было? Ответа на этот вопрос Фернандо не знал. Он никогда не осмеливался спросить об этом Кэролайн. И не спрашивал себя. Он просто упивался встречами, полными страсти, но избегал каких-либо обязательств. Наивно полагал, что все так и будет продолжаться до скончания века.
Но сейчас Фернандо понял, что все изменилось, особенно чувства. По крайней мере — его чувства к Кэролайн.
— Ты должен поговорить с Кэролайн, — строго сказал сеньор Мартинес. — Обязательно должен.
— Я знаю, что должен, отец, — покорно согласился Фернандо.
Оставшись вдвоем, Кэролайн и Фернандо уютно устроились на диване с бокалами вина в руках. Кэролайн, несмотря на легкую усталость, чувствовала себя великолепно. Родители Фернандо, встречи с которыми она так боялась, оказались приятными, симпатичными людьми. И она им, кажется, тоже понравилась.
— Ты не жалеешь, что приехала сюда? — спросил Фернандо.
— А у меня был выбор? — печально отозвалась Кэролайн.
— Но ты хоть немного пришла в себя? — продолжал импровизированный допрос Фернандо.
«Пока она не выздоровеет», как из страшного сна всплыли в сознании Кэролайн его слова.
— Да, — ответила она. — Более или менее.
Острая боль вины снова пронзила сердце Фернандо.
— Как бы мне хотелось все забыть! — воскликнул он.
Кэролайн повернулась к нему. Казалось, ее зеленые глаза стали еще больше.
— Забыть все? Ты сожалеешь, что встретил меня, и хочешь все забыть?
Фернандо отрицательно замотал головой.
— Нет, нет. Ты неправильно меня поняла! Я хотел бы забыть только плохое! Все плохое, мои ужасные обвинения, мою несправедливость к тебе.
Хрупкая надежда закралась в сердце Кэролайн.
— А хорошее? — спросила она срывающимся от волнения голосом. — Ведь было же что-то и хорошее.
48 
