46 
Да, теперь действительно пора открыться, решила Констанс, торопливо застегивая сарафан. Только так он поймет меня и оставит в покое.
— Хорошо, я расскажу, — заговорила она упавшим голосом. — Ты узнаешь обо всем, но… не здесь. — Мастерская была дорогим ей местом забвения, где она пряталась от мирских забот, наслаждаясь тишиной и покоем. — Давай выйдем на улицу.
Как только они снова оказались за столом в саду, Чарлз вопрошающе посмотрел ей в глаза, и она начала свое повествование. Констанс рассказала все, начиная со своей счастливой жизни до замужества и закончив описанием их с Робертом помолвки.
— Так мы решили пожениться, — без выражения произнесла она.
— И что дальше? — настаивал Чарлз. — Что произошло после свадьбы?
— Муж изменился до неузнаваемости. Он стал просто другим человеком. — Констанс вздрогнула, несмотря на то, что день выдался на редкость теплым. — Все началось уже в медовый месяц. Мы жили в гостинице, а там был один коридорный… так вот Роберт сказал, что парень пытается меня соблазнить, а я строю ему глазки, хотя я даже толком не разглядела этого человека. И это случилось в наш медовый месяц…
Она проглотила подступивший к горлу комок.
— Но это были только цветочки. Роберт хотел обладать мной всегда, он был как одержимый, ей-богу, другого слова не найдешь. Он стал отвратительно ревновать, изводил себя и меня угрозами и обвинениями… Он разогнал всех моих друзей, стал издеваться над тем, как я одеваюсь, причесываюсь, крашусь… Он запрещал мне работать, потому что работа подразумевала контакт с другими людьми… с мужчинами. Он вечно твердил, что я слишком худая, что моя работа не заслуживает даже самой низкой оценки, что в постели я вообще безнадежна… В общем, делал все, чтобы я чувствовала себя зависимой от него. Он контролировал все, все, что я делала! И его старания не прошли даром. Я в самом деле начала верить, что без Роберта я ничто…
— Но ты же могла с кем-нибудь поделиться? — осторожно спросил Чарлз, мысленно посылая проклятия в адрес покойного тирана. — С мамой, с Брендой, с подругами?
— Я пыталась! Но ты не знал Роберта, поэтому не поймешь. На людях он был само очарование, милый, уступчивый и предупредительный, а наедине… И ведь он любил меня. По-своему, странной любовью, но любил!
— Констанс, это не любовь, — констатировал Чарлз, выслушав ее печальную историю. — Что бы это ни было, называй как хочешь, но любви между вами не было. По-моему, ты выразилась очень точно, сказав, что он был одержим.
— Как бы там ни было, я боролась за свою свободу каждый день, каждый час, — мрачно продолжала Констанс. — А потом он заставил меня согласиться на операцию…
Чарлз нахмурился.
— Какую операцию? Прости, но я что-то не понял.
Это было тяжелее всего — признаваться в том, что тебя хотели лишить возможности иметь детей. Констанс встала, нервно прошлась вдоль стола, чувствуя на себе пару испытующих глаз, и, повернувшись к Чарлзу спиной, устремила взгляд на бескрайние просторы заливных лугов, сливающихся с голубой гладью неба.
— Роберт требовал, чтобы я прошла стерилизацию, — отчеканила она, покраснев до корней волос. — Он вечно твердил, что прошлого не существует, что мы начнем все с начала, только он и я. И никого между нами… Вот поэтому он не хотел заводить детей.
На какую-то долю секунды Чарлза словно парализовало: он вспомнил слова, который произнес несколько минут назад. Проклятье! Как ей теперь объяснишь? Я ведь имел в виду вовсе не то, что ее полоумный муж!
Но, прежде чем ему удалось открыть рот, Констанс заговорила снова:
— Я, конечно, сопротивлялась, как могла. Но он записал меня на прием к врачу и, придя однажды вечером домой, закатил жуткую истерику… Мы поссорились. Он перебил все мои вазы, изрезал картины, даже ту, которую я написала по фотографии покойного отца, а ведь Роберт знал, как много она для меня значила…
Ее голос дрогнул, но, когда Чарлз поднялся из-за стола, Констанс резко обернулась и, вытянув вперед обе руки, тихо взмолилась:
— Нет, прошу тебя, Чарлз, не надо! Просто выслушай меня…
Он молча кивнул, снова усаживаясь за стол. Констанс осталась стоять, бледная как смерть, и, собравшись с силами, возобновила свое повествование:
— Я очень испугалась. Я и вправду решила, что он способен меня убить, и выбежала вон из дома. На улице ему удалось меня поймать, и я увидела в его глазах слезы раскаяния. Он был очень расстроен своим поведением — Роберт всегда сильно страдал после ссор — и мы мирно побрели домой. Тогда и произошло несчастье…
46 
