229 
— Но это же безумие, это… — Глория уронила вилку и бросила на прабабушку сверкающий негодованием взгляд. — Это слишком рано! Мы потеряем половину ягнят!
Гвинейре очень хотелось ответить резко, но Джек сделал движение рукой, пытаясь успокоить ее.
— Погода может перемениться в любой момент, — спокойно произнес он.
— Может, но не переменится! — заявила Гвинейра. — Она должна улучшиться. После такого ужасного лета и дождливой зимы… Когда-то же должны прекратиться дожди.
— На Западном побережье дождь идет триста дней в году! — напомнила Глория.
— Конечно, дождь прекратится, — сказал Джек. Он повозил вилкой по тарелке. У него тоже пропал аппетит. Глория права — его мать вот-вот готова была принять ошибочное решение. — Но не прежде, чем весна начнется по-настоящему. И необязательно сразу в Альпы, мама. Ты же знаешь, какая там сейчас погода!
— Нам ничего другого не остается. Придется уповать на погоду. Что там с сараями для стригалей? Кто-нибудь из вас хочет заняться этим вопросом? Третий номер еще свободен, если только его не займу я.
Гвинейра испытующе поглядела сначала на одного, затем на другого. Она никогда бы не призналась в этом, но ей срочно нужна была помощь. В последнее время, наверняка из-за промозглой погоды, у нее очень сильно болели суставы. С этого все и начинается, думала Гвинейра, и часто вспоминала Джеймса с его артритом.
— Ни в коем случае! — заявил Джек.
Сейчас по его матери хорошо был заметен ее возраст. За последние месяцы Гвинейра словно бы съежилась. Она всегда была маленькой и хрупкой, но теперь казалась крохотной и слабой. Волосы совсем поседели и утратили упругость. По утрам Гвинейра небрежно собирала их в пучок. Ее испещренная морщинами кожа придавала ей сходство с одной из древних лесных фей с ее кельтской родины. Образ прекрасно дополняли глаза, все еще сиявшие лазурной синевой и силой. Британских лесных фей побороть было тяжело.
— Если никто из вас этого не сделает… — холодно заявила Гвинейра и выпрямилась.
— Я сделаю, — сказала Глория, предупреждающе сверкнув глазами. Она прекрасно знала, что бабушка скорее рассчитывала на помощь Джека. Но пусть попробует сказать это вслух!
Что касается контроля в сарае для стригалей, то Глория терзалась сомнениями. С одной стороны, ей очень хотелось взять на себя эту задачу. Она знала, в чем суть; еще в детстве девушка помогала записывать результаты одного стригаля и целой колонны на висевшей на стене доске. Сарай с лучшими результатами получал в конце приз, и, конечно же, Глория нервничала вместе со «своими» стригалями. Она предвкушала, что на этот раз возьмет на себя ответственность одна — и справится с задачей.
С другой стороны, мужчины сделают все, чтобы она на себе испытала, почем фунт лиха. Женщине всегда тяжело пробиться, а слухи, ходившие о Глории, только усугубляли ситуацию. Сейчас уже болтали, будто она веселилась с матерью в Америке и была танцовщицей, а танцовщица для этих грубых людей, которые слышали музыку только в пабе, была фактически той же проституткой. Вследствие этого Глории все чаще приходилось бороться с приставаниями, которые были не такими сдержанными, как в первое время, когда ей оказывал внимание Фрэнк Уилкенсон.
И вообще, этот Уилкенсон… Кажется, он очень разозлился на нее за ту отстраненность, с которой она вела себя, сталкиваясь с ним. Судя по всему, она ранила его гордость тем, что в конце концов присоединилась к маори. За этим, как считали мужчины, стоял воин из племени, и их приводил в ярость тот факт, что белые женщины, которых здесь было значительно меньше мужчин, выбирают туземцев. Уилкенсон и его друзья всячески выказывали Глории свое презрение. Хотя с этой частью своей истории девушка вполне могла жить.
Но страх от того, что со временем откроется еще какая-то страница ее прошлого, не давал Глории спать. Гвинейра и Джек, возможно, и верили, что она сумела пересечь океан и Австралию, работая юнгой и разнорабочим. Ребята, собиравшиеся вокруг Уилкенсона, не поверили бы ей никогда в жизни. Слишком хорошо они знали, каково приходится бродягам и ловцам удачи. Девушка в мужской одежде никогда не останется незамеченной.
Что до бабушки Гвин, то ее, похоже, решение Глории не порадовало. Она бросала на Джека многозначительные взгляды, но тот делал вид, будто не замечает их. В свою очередь Джек терзался чувством вины. Нужно было хотя бы предложить Глории свою помощь. Но он по-прежнему содрогался при мысли о шуме, голосах мужчин, смехе и этом грубом товариществе, которое возникает словно само собой, — все это заставляло его вспоминать лагерную жизнь в Александрии. Может быть, в следующем году…
229 
