очень нудно 
179 
Когда Ауриана въехала в отгороженный деревянными щитами проход, ей стало ясно, почему Метон приказал привести коня. Щиты были сломаны и опрокинуты, и в проходе толкались возбужденные люди. Если бы не рослый, мощный конь, ее запросто могли затоптать ногами в суматохе. Эта толпа, по крайней мере, была настроена дружелюбно. Люди простирали к ней руки, старались дотронуться до нее. Они тянули коня за узду, вешали на его шею венки из роз. Никто на этот раз не бросался на ее одежду с ножницами. Было похоже, что к такому великому предзнаменованию, как ее победа, они предпочли отнестись с почтением, опасаясь гнева богов.
Для этих людей Ауриана была крайне странным зрелищем, которое их беспокоило. Она была мало похожа на гладиатора, который только что покинул пределы арены. Ее облик скорее напоминал вакханку, возвращающуюся домой после бурно проведенной ночи где-нибудь на вершине горы, заросшей лесом. Они ощущали влияние той дикой, первобытной силы, которая пока затаилась в ожидании своего часа на окраине цивилизации. Волосы, рассыпавшиеся в полном беспорядке и скрывавшие ее лицо, во многих местах слиплись от крови и были усыпаны лепестками роз. Вся голова Аурианы была похожа на заброшенное поле, заросшее дикими цветами. Повязки, сделанные наспех, размотались. Казалось, что она скакала на коне по лесной чаще и в клочья изорвала одежду. Раскрасневшиеся щеки, пылающий взор, следы черной краски, которой были подведены ее глаза, делали ее похожей на некую яростную, не знающую преград амазонку, живущую охотой на зверей. Теперь же, надеялись многие, доставив предзнаменование и возвестив о начале краха мирового порядка, она удалится в тот суровый, пустынный край, откуда она пришла.
Ауриане казалось, что весь мир перед ней мерцал и поблескивал, словно омытый чистым дождем. Воздух дрожал от звуков труб, хотя, и она это прекрасно знала, музыка звучала только в ее голове. Вдыхая этот воздух, она вдыхала разум Фрии и чувствовала в себе огромную любовь к жизни, которая роднила ее со всеми вещами, живыми и неживыми. Эта любовь вытеснила из нее страх и давала способность ночью пройти по кладбищу. Она слышала, как где-то в глубине земли били большие барабаны, а высоко в небесах ее глаза ясно различали Фрию, восседавшую на троне из цветов. Взгляд Аурианы был по-прежнему устремлен в толпу, но в какой-то момент ее восприятие обострилось, а в глазах появилась дымка неопределенности. В этот момент к ней явилось внутреннее озарение, и она вдруг получила знание, широким потоком вливающееся в ее мозг. Переживая это, Ауриана сидела на коне очень спокойно, вслушиваясь в себя. Ей захотелось вскричать от радости, но знание, полученное сейчас, принесло с собой странную и не лишенную приятности немоту.
Приближался катаклизм. Она знала это так же точно, как то, что ехала на лошади. Она почувствовала жуткий шорох, что-то огромное напряглось, собираясь с силами и готовясь к прыжку.
Сегодня зашатается земля.
Ауриана хотела сказать людям: «Успокойтесь Перестаньте буйствовать. Скоро на вас снизойдет благодать. Случится чудо, когда земля перестанет трястись, у вас будет сто лет мира, вами будут править разумные и добрые Императоры».
Затем к ней пришла уверенность, что Марк Юлиан жив и парит в центре этого катаклизма. В действительности он и является его причиной.
Марк Юлиан жив! От радости ей захотелось обнять коня за шею. Но затем она почувствовала, что вокруг Марка, окутывая его, словно болотный туман, сгущаются темные, свирепые силы. Ауриана сильно встряхнула головой, пытаясь избавиться от этого наваждения. Когда же видения будущего оставили ее, лишь крайняя физическая слабость помешала ей закричать и броситься на землю, в отчаянии заколотив по ней руками. Она уверяла себя, что Марка не пытают. Возможно, это ошибка. Лихорадочно она стала перебирать в уме случаи, когда ее предчувствия оказывались ошибочными.
«Фрия, сделай так, чтобы и в этот раз я ошиблась. Он жив, одно это само по себе хорошо. А если ему повезет, он выберется оттуда, как выбирался из других опасных положений».
Но эти размышления мало утешили ее.
Приблизившись к арке въезда в Великую школу, Ауриана заметила с полдюжины гладиаторов Первого яруса, которые стояли в тени, отбрасываемой этой аркой. Они буквально сверлили ее взглядами, от которых веяло ненавистью и желанием расквитаться с ней. Все обитатели Первого яруса представляли собой тесно сплоченное братство и лишь они одни имели право на убийство своего собрата. Многие из них относились к Аристосу как к брату или как к сыну. Но даже те, кто не испытывал к нему особо теплых чувств, считали, что Ауриана обесчестила и насмеялась над всем их сословием. Уже одно то, что она была женщиной, само по себе было для них оскорблением. Еще хуже было то, что она задушила его своими волосами, отказав ему в его естественном праве умереть от меча. Как только Ауриана оказалась рядом с аркой, один из них встретил ее взгляд, ухмыльнулся и медленно провел рукой наискосок по горлу.
179 
