очень нудно 
43 
Марк резко отвернулся от нее, его глаза пылали гневом. Тяжелый плащ взметнулся и упал.
— Сколько бы мы ни говорили об этом, толку не будет. Лучше помолчим.
Воцарилась продолжительная тишина. Ауриана не двигалась. Отчаяние отняло у нее все силы. «Он презирает меня. Я потеряла его».
Она чувствовала так, словно падала с коня, а земля летела ей навстречу. Предстоящий поединок с Аристосом вызывал у нее куда меньше тревоги, чем гнев этого человека. Однако Ауриане было не впервой преодолевать чувства страха и одиночества.
— Ты не хочешь помочь мне, — сказала она тихим голосом. — Тогда я найду иной способ.
Она придвинулась к Марку и обняла его сзади за плечи. Тело Марка Юлиана казалось бесчувственным как дерево, и тогда Ауриана заговорила нерешительным, робким голосом. Так поступает животное, которое пробует лапой лед на прочность, прежде чем перейти замерзшую реку.
— Не покидай меня, Марк! Пожалуйста! Я не могу ничего изменить.
Он повернулся лицом к Ауриане, и та почувствовала в сердце острую боль. Его глаза, прежде такие прямые и ясные, теперь помутнели от горечи поражения. Он был похож на сильное, гибкое животное, напрягшееся перед прыжком. Но оказалось, что прыгать некуда. У Аурианы возникло ощущение, что она совершила какой-то непростительный поступок. Она потупила свой взгляд, не будучи в состоянии смотреть на мучения Марка Юлиана.
— Мне кажется, что ты уже мертва, — сказал он с горьким сожалением. — Прощай.
— Прощай, — прошептала она, проглотив комок, вставший у нее в горле. Слова Марка были восприняты ею буквально. — Ты расстаешься со мной навсегда?
Она напряженно всматривалась в его глаза. На ее лице отражались противоречивые чувства — мужество и беззащитность.
Марк Юлиан понял всю бесполезность дальнейшего спора. Для нее это не было поединком убеждений, потому что она не отделяла себя от них. Принять его предложение означало отказ от самой себя. Она бы просто перестала быть прежней Аурианой.
— Ну конечно же я не оставлю тебя! — ответил Марк Юлиан с горячей страстностью, привлекая ее к себе и сжимая в объятиях. — Я запрещаю тебе даже думать об этом.
Он почувствовал, как по ее телу пробежала судорога облегчения, и ему стало стыдно своего гнева.
— Ты заслуживаешь лучшей участи, — сказал Марк Юлиан после небольшой паузы. — Какую бы судьбу ты выбрала бы себе, если бы у тебя была возможность?
— Какой странный вопрос! Будто кто-то может выбирать! Теперь, когда мне уже много лет…
— Перестань, тебе не больше двадцати пяти.
— Я уже старая для себя самой. Я бы хотела иметь возможность наблюдать и размышлять о вещах — изучать, как говорите вы, римляне. Я бы хотела понять, почему вещи такие, какие они есть.
— Полюбуйтесь древней как мир иронии судьбы! — произнес Марк Юлиан с грустной улыбкой. — Она взяла душу философа, которая скорее подходила бы молодому аристократу посреди портиков александрийской школы и поселила ее в тело женщины из варварского племени, заключенной в стенах гладиаторской школы!
Он долго смотрел на Ауриану, словно пытался вобрать в себя ее образ.
— Моя любознательная, прилежная овечка со стальными когтями! Нигде больше не найдешь такой.
Он умолк и погрузился в мрачные размышления.
— Тебя раздирают на части люди, преследующие свои цели. И никто из них не способен оценить тебя в целом. Для своих соплеменников ты — богиня без человеческого сердца, которая должна жить и умереть ради них. Для Эрато ты — гладиатор, очень хороший и искусный, но все же только гладиатор. Для Домициана ты — память о его унизительной неудаче и объект мести. Остальные смотрят на тебя лишь как на забаву. Когда каждый из них добьется от тебя своего, что от тебя останется?
В душе Аурианы сейчас не было ничего, кроме щемящей, острой тоски. «А для Деция я была всего лишь умной, способной девочкой-подростком, которая должна была как следует усваивать его уроки и становиться обычной женщиной», — подумала она. В этот миг Ауриане стало ясно, почему между ней и Марком Юлианом существует такое органическое духовное единство: он один пытался видеть ее целиком, со всеми ее достоинствами и недостатками. Это наполняло ее душу радостью, какой она еще никогда не испытывала.
Долгое время они простояли, обнявшись, не желая разговаривать о том, что их разделяло. Им предстояло скорое расставание, и мысль об этом тяжким грузом давила на них обоих.
43 
