15 
– Он многое рассказал бы, если бы мог, – заметила она. Снова взяв газету, она стала медленно читать ее. – Он выполнил свою работу до конца, – мягко проговорила она; ей нравились люди, выполняющие свою работу: в этом была какая-то жизнестойкость. Он раскладывал свои карточки всю дорогу, пока шел по набережной; они возвратятся в редакцию из-под лодки, из мусорной корзины, из детского ведерка. У него оставалось только несколько штук, когда «мистер Альфред Джефферсон, оказавшийся заведующим канцелярией в Клэфеме», нашел его тело. – Если бы он действительно покончил самоубийством, – сказала Айда (она была единственным адвокатом умершего), – он сначала выполнил бы свою работу.
– Так он и не покончил с собой, – сказал Кларенс. – Ты ведь только что читала. Было вскрытие, и установлено, что он умер своею смертью.
– Странно, – возразила Айда, – он пошел и оставил одну карточку в ресторане. Я знала, что он голоден. Он все время повторял, что хочет есть, но почему же он улизнул один и заставил меня ждать? Это просто дико.
– Я думаю, он в тебе разочаровался, Айда.
– Не нравится мне все это. Как-то странно. Жаль, что меня там не было. Я бы задала им несколько вопросов.
– А что если нам с тобой сходить в кино, Айда?
– У меня нет настроения, – ответила Айда. – Ведь не каждый день теряешь приятеля. Да и у тебя тоже не должно быть настроения – твоя жена умерла так недавно.
– Вот уже месяц, как ее не стало, – сказал Кларенс, – нельзя требовать от человека, чтобы он вечно скорбел.
– Месяц – это не так уж долго, – печально возразила Айда, задумчиво глядя в газету. «Всего лишь один день, сказала она себе, как он умер, и вот теперь, думается мне, ни одна живая душа и не вспоминает о нем, кроме меня: а кто я ему? Женщина, с которой он познакомился, чтобы выпить вместе и потискать ее». И опять немудреный трагизм происшедшего тронул ее простое, отзывчивое сердце. Она не стала бы думать обо всем этом, если бы у него были родственники, кроме этого троюродного брата в Миддлсборо. Если бы он просто умер и не был бы, кроме того, еще так одинок. Она чуяла здесь что-то подозрительное, хотя и не могла ни за что ухватиться, кроме имени – Фред… Но ведь каждый скажет: «Его и звали не Фред. Можешь прочесть в газете. Чарлз Хейл».
– Нечего тебе беспокоиться об этом, Айда. Это тебя не касается.
– Я знаю, – ответила она, – это меня не касается.
«Но это никого не касается», – твердило ее сердце; вот что больше всего ее волновало: никто, кроме нее, не хотел задавать никаких вопросов. Когда-то она знала женщину, которая видела своего мужа после его смерти: он будто стоял у радиоприемника и пытался включить его. Она сама повернула ручку, как ему хотелось; он тут же исчез, а она услышала голос диктора, объявляющего по местному радио: «Предупреждение о шторме в Ла-Манше». А она собиралась в воскресенье совершить морскую прогулку в Кале – в этом и было все дело. Вот вам и доказательство: нечего смеяться над теми, кто верит в духов. И если бы Фред, думала она, хотел сказать что-то, он не стал бы обращаться к своему троюродному брату из Миддлсборо; почему бы ему не обратиться к ней? Он заставил ее ждать, она ждала около получаса, может быть, он хочет объяснить ей, почему так вышло.
– Он был джентльмен, – сказала она громко и с твердой решимостью поправила шляпу, пригладила волосы и встала из-за винной бочки. – Мне надо идти, – сказала она. – Пока, Кларенс.
– Куда ты? Прежде ты никогда так не торопилась, Айда, – с горечью посетовал он.
Айда указала пальцем на статью в газете.
– Кому-то надо быть там, – ответила она, – даже если эти троюродные братья и приедут.
– Ему все равно, кто закопает его в землю.
– Как знать, – возразила Айда, вспомнив о призраке у радиоприемника. – Нужно отдать долг уважения. А кроме того, я люблю похороны.
Но в светлом, новом, полном цветов пригороде, где он жил, его, строго говоря, и не закопали в землю. Здесь не приняты были погребения – считалось, что это негигиенично. Две величественные кирпичные башни, похожие на башни ратуши в скандинавских странах, крытые галереи с вделанными в стены дощечками, вроде военных мемориальных досок, пустая и холодная государственная часовня, которую легко и просто можно было приспособить к любому вероисповеданию; никакого кладбища, восковых цветов, скучных банок от варенья с увядшими полевыми цветами. Айда опоздала. Она чуть помедлила за дверью, боясь, что в часовне окажется много друзей Фреда; ей показалось, что кто-то включил радио и передают лондонскую программу. Ей был знаком этот поставленный, невыразительный, лишенный тепла, голос; но когда она открыла дверь, оказалось, что это не репродуктор, а человек в черной рясе стоит на возвышении и как раз произносит слова «загробная жизнь». В часовне никого не было, кроме женщины, похожей на хозяйку меблированных комнат, служанки, оставившей на улице детскую коляску, и двух нетерпеливо шептавшихся мужчин.
15 
