очень нудно 
71 
– К чему это он клонит? – спросил Кьюбит.
– Нечего тебе его слушать, – уговаривал Дэллоу.
– А вот к чему, – продолжал Малыш. – Спайсер оказался слабаком, а во всей банде только я знаю, что делать в таких случаях.
– Очень уж ты ретив, – огрызнулся Кьюбит, – ты что, хочешь сказать, что перила тут ни при чем? – Вопрос напугал его самого, ему не хотелось услышать ответ. Он стал неловко продвигаться к двери, не спуская глаз с Малыша.
– Ну, ясно, все дело в перилах; – примирительно сказал Дэллоу. – Я-то ведь там был.
– Не знаю, не знаю, – пробормотал Кьюбит, продолжая продвигаться к двери. – Для него всего Брайтона мало. Хватит с меня.
– Давай, – крикнул Малыш, – катись! Катись и помирай с голоду.
– Не буду я голодать, – возразил Кьюбит, – в этом городе есть кое-кто другой…
Когда дверь захлопнулась. Малыш повернулся к Дэллоу.
– Давай и ты уходи; – сказал он. – Вы думаете, что проживете и без меня; ну а мне стоит только свистнуть…
– Зачем ты так со мной разговариваешь? – обиделся Дэллоу. – Я тебя не оставлю. Я вовсе не собираюсь так скоро мириться с Крэбом.
Но Малыш не слушал его. Он повторил"
– Стоит мне только свистнуть! Они приползут обратно, – хвастливо добавил он. Затем подошел к железной кровати и улегся на нее… Какой долгий день!
– Быстренько звякни Друитту. Скажи ему, что с ее стороны нет никаких затруднений. Пусть он поспешно все улаживает.
– Если сможет, то на послезавтра? – спросил Дэллоу.
– Ну да, – согласился Малыш. Он слышал, как захлопнулась дверь, щека его подергивалась, он лежал, глядя в потолок, и думал: «Не моя вина, что они доводят меня до бешенства и толкают на такие дела; хоть бы люди оставили меня в покое…» При этом слове воображение его иссякло. Он лениво попытался представить себе этот «покой» – глаза его закрылись, и за сомкнутыми веками он увидел в бесконечной серой мгле страну, каких он не знал даже по открыткам, – места, еще менее известные, чем Большой Каньон или Тадж-Махал. Он опять открыл глаза, и мгновенно по его жилам снова потек яд – там, на умывальнике, стояли подарки Кьюбита. Он был как ребенок, больной гемофилией, – от каждого прикосновения выступала кровь.
***
В коридоре отеля «Космополитен» приглушенно прозвенел звонок; сквозь стену, к которой примыкало изголовье кровати, Айда Арнольд услышала голос, звучавший без перерывов: за стеной была, наверное, комната для заседаний и кто-то делал доклад, а может быть, говорил в диктофон. Фил спал, рот его был слегка приоткрыт, в нем виднелся пожелтевший зуб с металлической пломбой… Повеселились… человеческая природа… никому не причиняет вреда… В настороженной, печальной, неудовлетворенной душе с точностью часового механизма возникали старые оправдания. Что может сравниться с порывом вожделения? Мужчины, правда, всегда подводят, когда доходит до дела. С таким же успехом она могла бы посмотреть все это в кино.
Но вреда такое никому не приносило, этого требовала человеческая природа, никто ведь не мог назвать ее испорченной – может, просто слегка беспутной и легкомысленной, есть в ней немножко вольности, но нельзя сказать, что она, как некоторые, извлекает из этого выгоду, выжимает из мужчины все соки и вышвыривает его, как изношенную перчатку. Она знала, где Добро и где Зло. Бог совсем не против того, чтобы люди поступали, как требует их природа, он против того… Ее мысли отвлеклись от Фила, лежавшего рядом, к ее Миссии – творить добро, добиться, чтобы зло было наказано…
Она села на постели и охватила руками круглые голые колени; в ее неудовлетворенном теле снова росло волнение. Бедный старина Фред – его имя больше не звучало ни горестно, ни возвышенно. Она помнила его очень смутно – только монокль и желтый жилет, совсем такой же, как у старого Чарли Мойна. Все это было несущественно, важна была охота за преступниками. Она чувствовала себя так, как будто поправлялась после болезни.
Фил приоткрыл глаза, покрасневшие от непосильных ему любовных утех, и понимающе посмотрел на Айду.
– Проснулся, Фил? – спросила она.
– Пожалуй, дело уже подходит к обеду, – сказал Фил. Он нервно улыбнулся. – О чем ты думаешь, Айда?
– Я только что подумала, – ответила Айда, – что сейчас нам больше всего на свете нужен один из сообщников Пинки, кто-нибудь, кто струсил или разозлился. Ведь они рано или поздно начинают трусить. Нам только нужно подождать.
71 
