46 
— Да.
— Я так рада за тебя! — Аманда затанцевала с ребенком на руках. — Кроме шуток. Он — то, что тебе надо. Я так рада, что вы нашли дорогу друг к другу.
— Что ты имеешь в виду? — спросила удивленная таким комментарием Ники.
— Я заметила, как ты изменилась за эти два месяца. Ты стала спокойнее, стала меньше тревожиться по мелочам, не так печешься о своей свободе.
— Правда?
Теперь, после слов сестры, Ники осознала, что действительно чувствовала себя в последнее время спокойнее, не так стремилась демонстрировать свою независимость (конечно, если не считать вчерашнего происшествия). Еще один знак, что Трейс — ее мужчина.
— Он просил тебя остаться?
— Я не сказала ему о предложении Ирвиновского центра.
— Ники!
— Что? Я сама узнала только по дороге к тебе.
— А попросит он тебя остаться, как ты думаешь?
Это был главный вопрос сегодняшнего дня.
Прежде чем Ники успела ответить, ее телефон зазвонил. Как раз вовремя. Она достала его из сумки. Через пять минут разговор был окончен.
— Похоже, что-то не так, — тревожно заметила Аманда.
— Не так. — Ники сглотнула ком в горле. — Звонили из агентства. Трейс сегодня связался с ними и попросил прислать ему другую няню.
Ники удивилась, увидев у дома служебную машину Трейса. Хорошо. Ей не придется искать его, чтобы передать с рук на руки Микки. К тому же она жаждет на прощание выдать ему нечто такое, что этот трус наверняка не хотел бы доводить до сведения широкой публики.
У этой крысы даже не хватило духу сказать ей в лицо, чтобы она убиралась.
С другой стороны… Она побарабанила пальцами по рулю. Может быть, подождать, пока он уедет? Тогда она спокойно соберет вещи, а потом выскажет ему все в каком-нибудь публичном месте. Почему ее должно волновать, что о нем подумают люди, если его не волнует, что о ней будут думать в агентстве? Он вполне это заслужил.
Он, но не Микки. Она посмотрела в зеркало заднего обзора. Мальчик заснул по дороге домой. Он прошел путь от грустного маленького заморыша до здорового, веселого, ласкового карапуза. Она будет очень скучать по нему.
Нет, лучше кончить все быстро и без скандала — ради Микки. Приняв такое решение, девушка вошла в дом.
Трейс был на кухне, готовил сандвичи. Не обращая на него внимания, она отнесла Микки в кроватку. Со слезами на глазах провела рукой по его теперь по-мальчишески коротким волосам.
— Я люблю тебя, малыш, — прошептала Ники. — Будь счастлив.
Повернувшись, она увидела в дверях Трейса.
— Привет! Я заехал перекусить вместе с вами.
— Хорошо. Даже осужденных кормят в последний раз. — Она прошмыгнула мимо него.
— Что? Эй! — Он взял ее за руку. — Ты чем-то расстроена.
— Да? — Она постаралась высвободить руку. — Пусти. И не смей меня больше трогать.
Он нахмурился, но отпустил ее.
— Что случилось?
Ники покачала головой и пошла дальше. Быстро и спокойно, напомнила она себе. Ради Микки.
— Ники! — Трейс без труда догнал ее. — Ты можешь остановиться и поговорить со мной?
— Теперь ты хочешь поговорить? О, я забыла. Вы хорошо умеете говорить, шериф Оливер. Со всеми, только не со мной.
— Ну, довольно. — Он уже начал сердиться и загородил ей дорогу, когда она направилась к задней двери. — Ты никуда не пойдешь. Успокойся и объясни, что изменилось с утра.
Его вроде бы растерянность разозлила ее еще больше.
— Не делай вид, что ничего не понимаешь. Возможно, ты и трус, но, по крайней мере, умей ответить за то, что сделал.
— Трус? — спросил он тихо и грозно. — Объяснись.
Ники отошла за софу, чтобы быть подальше от него. Нужно собрать вещи и уехать, пока она не потеряла остатки достоинства. Но она не могла уйти просто так, без объяснений.
— Я думала, что ты начинаешь превращаться из сломленного, бесчувственного существа в человека, способного любить, в настоящего отца. Я ошибалась.
— Я не сломлен. — Трейс скрестил руки на груди. — И я предупреждал: я не очень эмоционален.
— Да неужели? — Обижать его было нехорошо, но что-то — злость или слабая надежда пробить эту каменную глыбу, которую он называл сердцем, чтобы Микки в будущем не пришлось испытать, то же самое, — заставило ее продолжать: — Правда всегда глаза колет. Человек, который настолько упивается своими страданиями из-за потерь, что не может отличить добро от зла, — человек сломленный.
46 
