20 
— Я слышал, — улыбнулся мужчина, — жизнь продолжается? Может, это и правильно, не стоять на месте, двигаться вперед. Рожать детей, не бояться проблем?
— Не знаю… — я задумчиво вертела в руках фигурку ферзя, — в бункере мы сами по себе. Даже если и погибнем, то сознательно. А невинное, беспомощное существо, за которое мы в ответе… Что будет с ним? Как можно облекать его на такую жизнь?
— Значит, мне нужно бросить все силы на починку передатчика, — произнес Джон, вставая и обнимая меня за плечи.
— А ты бы хотел детей? — пришел мне в голову странный вопрос.
Джон внимательно посмотрел мне в глаза. Что он там увидел? Страх? Неуверенность? Смятение?
— Не здесь и не сейчас, — ответил резковато он.
— А когда же? — Хотела спросить я, но он не дал мне больше вымолвить ни слова, запечатывая губы своими губами, вторгаясь языком внутрь, пальцами зарываясь в волосы, лаская так, что все мысли пулей вылетели из головы. Через мгновенье я могла только стонать и выгибаться дугой, стараясь быть ближе. Я впервые в жизни испытывала такие ощущения. Желание видеть его все время, касаться, вдыхать запах, слышать его голос. Я могла заниматься любовью с ним без перерыва. До полного изнеможения. Пока ноги и руки не превращались в кисель, а мозги в жидкую кашу.
Иногда мы приходили после ужина в комнату, закрывали дверь, до утра не покидали постель, исследуя друг друга и даря наслаждение. Я изучила его тело до самой маленькой родинки. Пересчитала все шрамы, мозоли и веснушки. Я обожала его. Следующая неделя для меня прошла в пьяном наркотическом сне. Впервые в своей жизни, я ждала ночи сильнее, чем чего либо. Пока не случился взрыв.
* * *
Я работала на кухне. Мы с женщинами уже заканчивали готовить обед, когда в комнату вошел Джон.
— Нужно поговорить, — немного нервно произнес он, и я почувствовала в голосе явный акцент, — пойдем в кладовую.
Я кивнула и пошла следом за мужчиной. Джон закрыл за собой дверь и развернулся ко мне.
— Я починил передатчик, — сказал он сразу, без предисловия.
— И что? — напряглась я, ожидая чего угодно. От всемирной катастрофы до пришествия инопланетян.
— Войны не было, — выдавил из себя мужчина, сердце на секунду остановилось.
— Как?! — всхлипнула я, — мы же слышали разрывы бомб. И датчики показывали радиационное загрязнение. Камеры не включались.
— Я не знаю, что произошло, но противостояние закончилось три месяца назад. Как раз спустя несколько дней, после нашего погребения. Может, к нам и пытались прорваться, может, нас и искали, но не нашли. Ни передатчик, ни приемник не работали. А шахта лифта полностью заблокирована.
— Что ты услышал по радио? — торопливо спросила я, вся горя от возбуждения.
— Москва уже не столица. Ее временно перенесли в Екатеринбург. Я связался с военными, которые находятся в Балабаново, объяснил нашу ситуацию. Они сказали, что обдумают и выработают план, как нас извлечь из этого каменного мешка. А пока просят сохранять спокойствие. И никому не говорить.
— Хорошо, — кивнула я и затараторила, — а мы сами сможем выбраться наружу? Мы же сможем открыть люки? И у нас есть респираторы, я видела в кладовой. Я уверенна, что есть еще и другой выход из бункера, просто нужно поискать… — я умоляюще смотрела на Джона.
Он обнял меня и зашептал в волосы.
— Все будет хорошо, Наташа. Все позади. Осталось потерпеть несколько дней или максимум неделю.
— Я не могу терпеть, — захныкала я, — я хочу наверх. К солнцу, к траве, к деревьям.
Джон приподнял мое лицо и начал обсыпать нежными быстрыми поцелуями.
— Мы обязательно выберемся отсюда, девочка моя, обязательно. Самое плохое позади.
Я протянула руку к застежке на его брюках и расстегнула ширинку, вытаскивая напряженный член. Опустила свой комбинезон, выскользнув одной ногой. Подтянулась на руках и обхватила ногами бедра, упираясь спиной на стену. Направила в себя.
— Ну, давай же, — простонала, едва сдерживаясь, судорожно прерывисто дыша, — возьми меня. Сейчас.
Плавный толчок, и он входит. Горячий, твердый, изумительный. До самого конца, до упора. Подхватывая меня под ягодицы, ритмично насаживая на себя. Невозможно терпеть, возбуждение зашкаливает. Несколько толчков и я бьюсь в судорогах, закусывая губу, глуша протяжный стон.
— Я люблю тебя, — выдыхаю в шею, еще одурманенная, ничего не соображающая. Джон внимательно смотрит на меня и произносит странным голосом.
20 
