очень нудно 
39 
Сегодня моё хорошее настроение было непробиваемым.
Последовал новый тост:
Za vas, Natalya Kovaleva! - На этот раз моя рюмка опустилась на стол одновременно с другими. Я наслаждалась огнем, приятно согреваясь.
Когда подали zakusku, Филипп наклонился ко мне:
Это называется za-kus-ka.
Вмешался Севастьян:
Натали учила русский - уверен, она знает, что это.
Я бросила на него благодарный взгляд. Если мне станут объяснять каждое блюдо - это будет чрезвычайно утомительно.
Дружелюбное выражение лица не изменило Филиппу, даже когда он произнёс:
Это всего лишь дань этикету, Севастьян. Быть вежливым с гостьей - проводить её от комнаты и всё такое.
Спасибо за напоминание.
Эти двое сверлили друг друга взглядами. Установившееся напряжение было прервано подачей очередного блюда: устриц, украшенных щедрой порцией чёрной икры с дельты Волги. Следом подали рыбу.
Я попробовала восхитительно запечённого палтуса, издав восторженный звук; Севастьян не сводил с меня глаз.
Я опрокинула очередную рюмку; он опять пялится.
Я прислушивалась к истории, которую Филипп, похоже, намеревался мне исключительно шептать; около своей тарелки Севастьян сжал руку в кулак.
Поступки кричат громче слов, Сибиряк. И его сконцентрированное на мне внимание согревало лучше водки.
Когда официанты подали очередное блюдо, Ковалёв объявил:
В честь родной для Натали Небраски.
Это было кукурузное суфле! Я улыбнулась:
Обожаю его! - язык у меня начал заплетаться.
Я снова почувствовала на себе тёмный взгляд Севастьяна. Вспомнил ли он о кукурузном поле? Как прижимал меня там, в грязи? Встретившись с ним глазами, я осушила очередную рюмку.
Ковалёв повернулся к Севастьяну.
Ты ничего не ешь, Алексей?
Он выпрямился.
Наверное, сказывается разница во времени.
Или возраст, - сострил Филипп.
Со спокойной уверенностью Севастьян парировал:
Я справляюсь.
Ковалёв весело произнёс:
Ну, будет, ребята. - Потом повернулся ко мне. - Думаю, наш остроумный Филипп порой забывает, что Алексей много лет подряд принимал участие в боях без правил.
Я подняла брови. Увидев Севастьяна впервые, я подумала, что он боксёр. Это объясняло шрамы на пальцах и сломанный нос. Я вспомнила, сколько раз я видела, как он сжимал кулаки. Для боксёра это было, наверное, привычкой.
Я размышляла о тех, кто бил по этой благородной морде, и мне хотелось дотронуться до него, провести пальцами по коже. Пока я пыталась представить его на ринге, превозмогающего боль, успели подать очередное блюдо.
Десерт. Печеные яблоки, фруктовая пастила - русская разновидность турецких сладостей - и sirniki, творожные блинчики с медом в качестве сиропа. Едва первый кусочек пастилы попал на язык, мои глаза закатились от удовольствия.
После десерта преобладали напитки и громогласный смех. Считалось невежливым оставлять початую бутылку водки, так что все почтительно наполняли рюмку за рюмкой - ну, все, кроме Севастьяна. После тостов его рюмка оставалась сухой.
Пахан рассказывал смешные истории о своих попытках ничегонеделания. Мореплавание? Промах. Яхта теперь представляет собой изысканный риф. Разведение лошадей? Не успел, обнаружил, что осеменитель сбежал из конюшни.
Я смеялась до слёз, признавшись, что думала найти здесь белых тигров и медведя - и инкрустированный бриллиантами унитаз, отчего Ковалёва пополам согнуло.
Парень по имени Глеб научил меня русской поговорке. Все смеялись над моими неловкими попытками, но я умела держать лицо, так что изобразила быстрый реверанс. Я заметила, что даже обычная гримаса Севастьяна сменилась на что-то, напоминающее любование, словно я была существом, которое он никогда раньше не встречал в живой природе.
Каждый раз, как я почти убеждалась, что не смогу вновь пробиться сквозь его ледяную сдержанность, он демонстрировал человечность, скрытую за внешним фасадом боевика...
Я бы хотела уметь останавливать время - не помню, когда у меня последний раз был такой веселый вечер - но прежде чем я это поняла, дедушкины часы пробили полночь.
Пахан поднялся.
Что ж, мои друзья и моя семья... - он улыбнулся мне и Севастьяну, - ...вам придётся меня извинить.
Раздался хор голосов "ещё один тост".
Он покачал головой.
Сжальтесь над стариком! И продолжайте без меня - это приказ. - Мы с Севастьяном встали одновременно, оба намереваясь проводить Пахана.
39 
