14 
Некий артист из Лапландии выставил фигуры животных, очерченные горящим пропаном, — целый огненный бестиарий.
С одной стороны большой площади установили сцену для самого долгожданного зрелища. Джо и Норман ежились от холода в теплых парках, стоя у подмостков: обеспечить себе место можно было, только придя первым.
Около полуночи вышли первые жонглеры. Мужчины цвета пыли стали показывать одну за другой, словно по каталогу, различные игры с огнем: факелы, пропановые пистолеты, колья с горящими концами, болас. Первые четверть часа их талантам мешал раскрыться испуг зрителей; нормальный человек при виде всего этого мог думать только одно: «Как только люди отваживаются на столь колоссальный риск?» Жонглеры все прекрасно понимали и не показывали сразу, что цель их — красота.
Джо задался неизбежным вопросом: «Что творится в голове человека, когда он решает посвятить свою жизнь столь опасному искусству?» Он и сам выбрал непростой путь, но трудные манипуляции, по крайней мере, не вредили его здоровью. Риск был отнюдь не иллюзорный: каждый год как минимум один fire dancer оказывался в ожоговом центре. Это, конечно, отвечало древнейшей тяге к запретному плоду: всем детям на земле не велят играть со спичками. Пиромания — один из глубинных инстинктов рода человеческого: ничто так не завораживает, как огонь.
Жонглирование отрицает одновременно закон всемирного тяготения и множественность вещей. Жонглер бросает ей вызов, заставляя непрерывно двигаться в воздухе многочисленные, имеющие значительный вес материальные предметы. Дух не измеряется ни в граммах, ни в цифрах, он неисчислим. Жонглирование как бы превращает материю в дух, сообщая ей его свойства. Жонглер должен иметь голову столь же быструю, сколь и руки, ему нужно высчитывать время падения каждого предмета и подстраивать движения под этот расчет.
Жонглер огнем, также бросающий вызов материи, вынужден решать совсем уж безумную проблему: помимо веса и количества, он сталкивается с опасностью. Если огонь соприкоснется с телом больше чем на долю секунды, оно загорится.
Что же до огненного танцора, то он — абсолютный безумец: это жонглер огнем, превращающий свою технику во всеобъемлющее действо, он не только творит чудеса руками, он сам, с головы до ног, — воплощение чуда.
От Ницше мы знаем, что Бог танцует. Доведись философу попасть на «Человека огня», он открыл бы существование породы, превосходящей богов: тех, кто танцует, имея в партнерах лучшего танцора на свете — огонь.
Fire dancers создали свое искусство не ради вульгарного удовольствия преодолевать непреодолимые трудности. Есть глубинная логика в объединении этих двух божеств — танца и огня. На искусных танцоров смотришь с тем же чувством, что и на горящее полено: огонь танцует, танцор пылает. Движение их схожи: они стихийны, но гармоничны. Это битва без победителя между Дионисом и Аполлоном, в которой непрерывно сменяют друг друга опасность и мастерство, безумие и разум, желание и насыщение.
Каждый язык в чем-то превосходит другие. В данном случае английский явно выигрывает: fire dancer звучит куда лучше, чем огненный танцор. Как можно подчинять стихию предмету, огонь — танцору? Разве грамматика способна определить, какое из двух божеств могущественнее? Нет, прав английский, два слова надо бросить друг на друга — и пусть разбираются сами, — и тотчас оба вместе запылают. Когда волнение зрителей немного улеглось, на сцену вышли настоящие артисты. Несколько танцоров показали, на что способны. Все, однако, с нетерпением ожидали выхода танцовщиц.
Это общеизвестно: при равном таланте артистка бесспорно производит более яркое впечатление, нежели ее мужской аналог. Этот закон не помешал возникновению множества умственных деформаций, к которым за тысячи лет женоненавистничества мы давно уже привыкли. Но это правило — первичная данность, и ничего тут не попишешь.
Несколько танцовщиц «на закуску», для разогрева публики, жонглировали втроем двумя десятками факелов, одновременно исполняя опасные прыжки, в то время как четвертая «пасла стадо», окружая их залпами из пропанового пистолета. Это было прелестно. В публике раздались восторженные крики.
Вышла первая солистка, гибкая, как кошка, азиатка, и под протяжные звуки китайского песнопения исполнила танец сложности тем более устрашающей, что жонглировала она горящими обручами: они то и дело пролетали прямо через ее рот (она то и дело стремительно перехватывала их зубами), к вящему ужасу зрителей, которые каждый раз прижимали руки к губам. Опасались худшего, и ужас достиг предела, когда она сложила вместе семь обручей, довольно узких, и нырнула в них. Грянули аплодисменты, а Джо опечалился: Кристина не могла превзойти эту женщину.
14 
