38 
– Что-то я не знаю, – тихо произнес Паппо, и его лицо уже омрачила тень грядущей утраты. – Их так далеко отсюда проводят. К тому же и о школе надо думать. Может, лучше со мной здесь останешься? Я знаю, жизнь тут не слишком-то интересная, но…
– Мы вам его вернем, не успеете вы даже понять, что его нет рядом, – перебил его мистер Квакер – ему явно не хотелось, чтобы меня отговаривали. – Но скажи мне, – повернулся он ко мне, – ты же бегать начал совсем недавно, как мне говорили?
– Так и есть, – кивнул я. – Да, раньше я совсем не умел быстро бегать. У меня ноги были неприспособленные. Но когда мне сравнялось восемь лет… ну, тогда-то у меня все сильно изменилось.
– Могу ли я поинтересоваться, что именно?
– Моему сыну не нравится разговаривать о прошлом, – вмешался Паппо. Он вышел из-за стойки и обхватил меня рукой за плечи, как бы защищая. – Достаточно будет сказать, что до приезда в эту деревню мой сын был совершенно другой личностью. А когда решил стать мальчиком – послушным мальчиком, я хотел сказать, каким всегда и стремился быть, – в общем, с тех пор он и осознал, что у него есть определенные… способности. И один из таких подарков – умение очень быстро бегать.
– О, об этом вам совершенно не стоит переживать, сударь, – просиял мистер Квакер. – По долгу службы я встречаюсь с разными персонами – и никогда никого не сужу. Я никогда никого не порицаю, сударь, – подчеркнул он, словно хотел, чтобы в этом у нас не было совершенно никаких сомнений. – Знаете, однажды я работал с мальчиком, который первые пять лет своей жизни провел между оконными стеклами. Добился невероятного мастерства на гимнастическом коне и брусьях, но, к сожалению, на отборочных соревнованиях стал последним. Очень всех разочаровал. А после и сам был совершенно разбит. А на предпоследней Олимпиаде другой мальчик, шедший на золото в гонках на колесницах, в поезде на заключительные скачки забыл чувство юмора и потому оказался совершенно не в состоянии сосредоточиться. Он, конечно, так и не вернулся с заезда. По-прежнему где-то ищет это свое чувство юмора, да только никогда уже не найдет. Осмелюсь утверждать, ты же слышал про Эдварда Бансона из соседней деревни дальше по дороге?
– Нет, сударь, – ответил я и широко раскрыл глаза.
– На него возлагали огромные надежды в метании, – вздохнул мистер Квакер. – Но в день состязаний на него напала сильнейшая трясучка – его так поразило количество собравшихся зрителей, что он оказался вообще ни на что не способен. Стога там стояли несметанными еще много лет. Стыд и позор.
– В жизни есть худшие вещи, чем не заработанная медаль, – произнес Паппо. – Юность – сама по себе приз. Вот я уже старый человек, у меня не работают ноги, как надо. В спине у меня завелся артрит. Я слеп на одно ухо и глух на один глаз.
– Ты все перепутал, Паппо, – покачал головой я. – Надо наоборот.
– Ничего не перепутал, – возразил мой отец. – Все верно сказал. Оттого-то все у меня гораздо хуже.
– Это ужасно интересно, – сказал мистер Квакер и поглядел на часы, – но, боюсь, мне пора на поезд. Я не могу весь день стоять тут и с вами лясы точить. Надеюсь, я могу вернуться и сообщить комитету, что ты согласен участвовать? Мы бы это сочли за великую честь.
– Мне бы правда очень хотелось, – сказал я ему и, не удержавшись, широко улыбнулся.
– Но школа же, – в отчаянии простонал Паппо. – У тебя образование!
– О, на этот счет совершенно не стоит беспокоиться, – сказал мистер Квакер и трижды стукнул тростью в пол – быстро, так, что я подумал, не покажет ли он фокус. – У нас политика: на каждую сотню несовершеннолетних в нашей олимпийской команде имеется квалифицированный педагог, который преподает им уроки. Мы очень серьезно относимся к образованию наших атлетов.
– А сколько всего мальчиков поедет на эти ваши Игры? – скептически поинтересовался Паппо. – Там будут его ровесники?
– Только ваш сын, – гордо ответил мистер Квакер. – А это значит, что необходимости в педагоге не будет и мы сможем сэкономить на образовании, не тратя ни гроша ваших с таким трудом заработанных налогов, сударь. – Он подался вперед и стукнул кулаком по прилавку. – С таким порядком мы все – победители, сударь, что скажете?
Паппо вздохнул и отвел взгляд, утомленно качая головой.
– Ты правда хочешь поехать? – спросил он у меня немного погодя и посмотрел так, словно я у него на глазах выполнил бодрый гимнастический комплекс.
38 
