52 
Когда закончилась стена сада, она повернула налево, затем нырнула в первый же поворот направо и продолжала бежать, стараясь как можно сильнее запутать следы.
Наконец она попала на площадь, где стояли наемные экипажи. Это было спасение!
Она вскочила в первую попавшуюся карету и сказала сонному кучеру свой адрес.
Как только лошади тронули карету, выдержка изменила ей. Она закрыла лицо руками, и ее начал бить озноб.
Араминта была неискушенной девушкой. Живя в деревне, она почти ничего не знала о развлечениях и привычках джентльменов из высшего общества.
Из истории ей было известно, что короли, например, Карл II, имели любовниц. Конечно, она читала и о том, что мадам де Помпадур и мадам де Ментенон были фаворитками французских королей, имевших жен. Но ей никогда не приходило в голову, что какой-нибудь известный ей джентльмен может предложить девушке, которую он любит, нанять дом и жить там вдвоем, как будто они муж и жена.
Она поняла, чего хотел от нее маркиз, и чувствовала себя не столько униженной, сколько оскорбленной.
Она полюбила маркиза и отдала ему свое сердце в тот момент, когда его губы прикоснулись к ее губам, и ей казалось, что он чувствует то же самое.
А теперь она осознала, что между тем, что предлагал ей маркиз, и тем, чего хотел от нее лорд Ротингхем, разница очень невелика.
— Как я могла быть такой глупой и наивной, — укоряла себя Араминта, — чтобы поверить, что джентльмен из высшего света может серьезно интересоваться служанкой. Он может преследовать при этом только низкие цели.
Она вспоминала все, что слышала на эту тему раньше: девушек, которых презирали в деревне за недостойное поведение, отвращение, которое появлялось на лице ее матери, когда при ней заговаривали о любовных связях…
Никогда раньше Араминте и в голову не приходило, что нечто подобное может затрагивать ее или иметь к ней какое-то отношение. Ее совсем не интересовали эти разговоры.
В книгах, которые она читала, тоже встречались падшие женщины, но это были смутные тени, а не люди из плоти и крови. Мужчины, которых они любили и которые любили их, совсем не походили на маркиза.
Араминта не знала, что делают мужчина и женщина, когда занимаются любовью, но твердо верила, что истинная любовь прекрасна и бог благословляет ее.
То же, что предлагал ей маркиз и что собирался сделать с ней лорд Ротингхем, было смертным грехом и сатанинским искушением.
Араминта закрыла глаза.
Она не плакала. Все чувства умерли в ней, осталось только холодное отчаяние. Мир опустел.
«Я люблю его! — говорила она себе. — Но он… он не любит!»
Лондон перестал быть местом развлечений и удовольствий, волшебной страной, в которую она приехала, полная надежд.
Теперь город казался девушке страшным, опасным и грязным местом, так же как отдельный кабинет, в который привез ее маркиз, сразу вызвал у нее отвращение.
Физически она осталась прежней Араминтой, но морально была унижена и раздавлена.
Выходя из экипажа и отдавая кэбмену его плату, девушка очень боялась, что он заметит ее разорванное и испачканное платье.
Она взбежала по ступенькам, вошла в дом и поспешно закрыла за собой дверь, словно пытаясь отгородиться от невидимых преследователей.
Остановившись в холле, чтобы перевести дыхание, Араминта заметила рядом со свечой, зажженной на низком столике, цилиндр Гарри.
Она добежала до гостиной и распахнула дверь. В комнате на софе сидели и тихо беседовали ее брат и сестра.
Увидев, в каком состоянии платье Араминты, они вскочили на ноги.
— Араминта! Что случилось? — воскликнула Каро.
Не отрывая глаз от лица Гарри, девушка нервно развязала ленты, которыми к запястью ее левой руки была привязана сумочка, и бросилась к брату.
— Здесь… здесь пятьдесят гиней! Пятьдесят, Гарри! С тем, что у нас уже есть… этого должно хватить. Я не могу… Не могу больше делать это… Это невозможно… абсолютно невозможно! Уедем скорее из этого города!
Глава седьмая
Покончив с завтраком, генерал устроился поудобнее и принялся за утренние газеты, но тут в гостиную вошел Хоукинс и объявил:
— К вам маркиз Уэйн, сэр!
— Опять? — недовольно воскликнул сэр Александр. И он удивленно взглянул на часы.
Генерал не привык к ранним посетителям, однако, смирившись с неизбежным, сказал:
— Хорошо, Хоукинс. Пригласите его светлость.
52 
