Последние отзывы

  39  

– Надо же, Архипов! – пробормотала Марина ему вслед. – А я думала, что он давно уже отсюда перешел в какую-нибудь частную клинику.

– Почему? – задумчиво спросила я.

Вблизи этот Архипов оказался еще лучше, чем из окна в парк. Не то чтобы красивее. Еще притягательнее, настолько интересное лицо, такие небрежные, грациозные движения рук… И взгляд какой-то осмысленный, человеческий. У тех мужчин, с которыми мне приходится пересекаться по «работе», таких глаз не было никогда.

– Он просто отличный доктор. На самом деле. Мы вместе работали тут, еще до того, как я вышла замуж. У него же руки золотые. Смешно звучит, но он гинеколог от бога! Но видишь, почему-то сидит здесь до сих пор. Хотя он-то уж, я уверена, мог бы устроиться и получше!

– Значит, вы вместе работали? – переспросила я зачем-то, хотя на самом деле мне было интересно совсем другое. Женат ли он. Есть ли у него дети. Во сколько он заканчивает сегодня работать.

– Мы, можно даже сказать, с ним дружили. Если мы дежурили вместе, он мне давал поспать, если не было наплыва экстренных больных. Мне кажется, я ему нравилась, – добавила Марина, и выражение ее лица стало мечтательным.

Я почему-то почувствовала злость.

– Так мне идти? – спросила Дашка, вставая со своего места.

– Да, пойдем, – сказала я.

Мы открыли дверь и прошли в кабинет. Внутри все было именно так, как я ненавижу. Холодные белые стены, странный химический запах, страшные вещи и приборы, назначения которых я бы никогда не хотела узнать. С одной стороны стоял стол медсестры. За другим столом сидел он и что-то писал.

– Значит, вы пришли на процедуру? – спросил Архипов, посмотрев из-за бумаг на Дашу. Он старался не касаться меня взглядом, словно меня вообще не было рядом. Странно.

– Да, – голос Дашки был еле слышен.

– А что же вы так поздно?

– Поздно? – удивилась я. – Еще и часа нет!

– Я не об этом. – Архипов посмотрел на меня так, словно я была с другой планеты. – Я о сроках. Вы понимаете, что надо было бы еще месяц назад приходить. Почему же вы все тянете-то до последнего? Вы натощак?

– Да, натощак, – кивнула Даша, побледнев.

Я ее понимала. Все вдруг стало таким реальным, и этот Архипов – разочарованный и злой, кажется, ненавидящий женщин, смотрел на нее, как на преступницу. Сегодня умрут все Дашкины мечты, и жизнь станет совсем реальной – останется только закрыть глаза, перенестись в воображении на мостовые венецианских улиц и танцевать.

– Ну что ж… – пробормотал Архипов. – Милости прошу, раз уж вы все решили. Вашей сестре придется подождать снаружи, пока я вас осмотрю. Потом пойдете в отделение, вам выделят место в палате.

Я вышла из смотровой и почувствовала, как леденею от страха. Как я могла вот так все решить? Кто я такая вообще, чтобы решать человеческую судьбу? Кто дал мне это право, почему я оказалась в этом ужасном положении человека, который должен все решать! Почему никого вокруг, никогда никого нет вокруг, чтобы снять хоть какую-то малость груза с моих плеч, с моей души.

И ведь это не Дарья преступница – это я. Архипов этот должен смотреть с презрением именно на меня. Это я привела сюда Дашу. Это я прекрасно знаю, как устроен мир и что почем. Это я поломаю ей все мечты и убедительно докажу, что все ее романтические бредни – именно бредни. Что бы он подумал, этот Архипов, узнав обо мне ВСЕ! Он бы стал меня презирать? Нет, не думаю. Скорее он бы вздохнул с огорчением, и на его лице появилась бы еще одна морщина. А усталость бы усилилась.

Потому что он видит людей насквозь. От этого у него такой взгляд – он видит нас, ужасных, эгоистичных, трусливых и жадных людей насквозь. Он знает, что никто никогда не хочет ни за что отвечать и все всегда отказываются платить по счетам. Все приходят к нему за тем, чтобы он оплатил счета вместо них. Дверь в кабинет вдруг начала странным образом давить на меня, в коридоре почему-то пропал весь воздух.

Я уверена, что он, Архипов, никого не осуждает и никому не желает зла. Вот только иногда, наверное… ему становится настолько невыносимо, что остается только бежать в маленький прибольничный парк и ронять лицо в ладони. Считать до десяти и снова возвращаться в реальность. Он бы хотел спасать, а не убивать.

Все это мне вдруг так ясно, так мучительно понятно, что я задохнулась.

Я вдруг почувствовала, как что-то горячее обжигает мои щеки, стекает по моим губам. Слезы? Я забыла, что я вообще умею плакать. Разве что тогда, в Венеции – оплакивая свою судьбу. А сейчас что-то ужасное сдавило мне грудь. Я не была уверена, что смогу с этим жить дальше. Я встала, подошла к этой омерзительно серой двери и рывком открыла ее.

  39