Глава 17

Справедливость, восторжествовавшая над смертью Холлистера, должна была бы обрадовать Гранта. Он умер в одиночестве, когда вся его семья поддерживала его внучку, которой он никогда и не видел. Конец под стать эгоистичному мерзавцу. Всю жизнь он заставлял каждого плясать под свою дудку, а в итоге остался ни с чем. Если бы Мэг не была убита смертью отца, Грант бы точно это оценил.

Но время шло, а лучше не становились. Мэг постоянно пропадала в больнице, а оставшееся время проводила с Кейнами. Она вела себя как-то отстраненно. Не дотрагивалась до Гранта, едва разговаривала с ним и как будто даже в глаза ему посмотреть не могла.

Он снова и снова повторял про себя, что каждый страдает по-своему. Может, на новом этапе их отношений Мэг пока не могла ему открыться. Но такое объяснение ему не нравилось. Он чувствовал: что-то не то.

В один прекрасный день Грант пришел домой и увидел, что Мэг собирает вещи. Перл должна была остаться в больнице еще на пару дней. Но все ее игрушки и манеж уже были загружены в багажник «шевроле». Это не предвещало ничего хорошего.

Грант встал в дверях спальни, закрыв ей проход.

– Ты мне скажешь, в чем дело, или просто исчезнешь?

– Возьму пример с тебя.

– Один – ноль.

Мэг остановилась перед ним, держа в руке чемодан, но он не посторонился. Приподняв ее подбородок, он вынудил ее посмотреть ему в глаза. То, что он увидел, ему не понравилось. Мэг еле сдерживала возмущение.

– Почему ты не сказал, что у тебя в кармане почти двадцать процентов «Кейн энтерпрайзез»?

Его как будто обухом по голове ударили, но он быстро оправился.

– Дело в том…

– Почему ты не сказал, что скупаешь их акции?

Грант знал, что этот день наступит. Убеждал себя, что ей будет все равно, ведь она ненавидела Холлистера не меньше его. Может, даже больше. У нее было гораздо больше причин его ненавидеть.

– Ну? Где же оправдания? Почему ты не говоришь, что этот вопрос как-то не поднимался? И в последний месяц тебе это вообще на ум не приходило?

– Я не хочу оправдываться.

– По-моему, этот вопрос должен был подняться!

– Да, должен был.

Мэг разозлилась еще больше:

– С чего вдруг ты стал таким сговорчивым?

– А каким ты хочешь меня видеть? Каких слов ты от меня ждешь?

– Я хочу, чтобы ты все подтвердил! Два с половиной года назад ты нашел меня и соблазнил. Это не было местью. Ты хотел капитал, который, как ты считал, в конечном счете перешел бы ко мне. Потом ты передумал. Или узнал, что Холлистер не подозревает о моем существовании. И уехал.

– Я уехал, потому что влюбился в тебя. – Грант впервые произнес это вслух. И впервые признался в этом самому себе.

Но Мэг его проигнорировала:

– Ты вернулся в Хьюстон и начал скупать акции.

– Если хочешь начистоту, то, пожалуйста, послушай меня! Я уехал, потому что влюбился и не хотел причинять тебе боль!

– И ты по-прежнему их скупаешь. Будешь отрицать?

– Конечно нет.

– Тогда признайся, что планируешь завладеть компанией.

– Месяц назад планировал. Но не теперь.

– И почему же не теперь? Потому что теперь ты можешь просто сидеть и ждать своего часа?

– Потому что «Кейн энтерпрайзез» меня больше не волнует. Меня волнует…

– А, ну да. – Мэг даже не дала ему закончить. – Ты всю жизнь к этому стремился, и сейчас у тебя вдруг пропадает интерес. Смешно!

– Ты хочешь знать, почему компания меня больше не интересует? Потому что я осознал, что люблю тебя! И теперь захват компании кажется мне абсолютно тупой идеей.

Мэг вперилась в него взглядом, ничего не говоря. Он ожидал увидеть на ее лице улыбку, или радость, или хотя бы смущение. Но оно исказилось от ярости.

– Ах, значит, теперь ты меня любишь?

– Да.

– Очень удобно… – сказала Мэг с отвращением и покачала головой.

– Знаешь, ничего менее удобного у меня еще не было.

– Если мы поженимся, наши доли суммируются, и у тебя будет достаточно, чтобы возглавить компанию, – прорычала она.

– Думаешь, меня это заботит? Ничуть.

– Да ты всю жизнь только и мечтал насолить Холлистеру.

Грант привел «Траст-банк Шепарда» к успеху только для того, чтобы доказать Холлистеру: банковское дело, оставленное его отцу, могло принести больше прибыли. Всю жизнь Грант хотел разрушить «Кейн энтерпрайзез» – а теперь ему было все равно.

– Значит, я напишу в добрачном соглашении, что твоя доля должна остаться неприкосновенной.

  42