очень нудно 
100 
Борулис взялся за него, засучив рукава. Да так, что он до сих пор помнил страшный стол в процедурной, к которому его прикручивали брезентовыми лямками, и прибор под названием электроконвульсатор, от которого змеились провода к его до блеска выбритому черепу. Сеанс длился всего полчаса, только потом приходилось вправлять вывихнутые в судорогах конечности и вспоминать, как звали папу с мамой, а доктор — дьявол, вчистую забыл отчество — шаманил и ворожил над ним, ввинчивая в полурасплавленные мозги, в выжженное электричеством нутро длинные аккуратные фразы бархатным картавым тенорком. Все эта пытка длилась полтора месяца, по пять раз в неделю, и на исходе этого срока Ягодный от одного вида стола с лямками терял сознание. А потом подслушал под дверью ординаторской, как Борулис говорит заведующему отделением: «Или я ошибся в методе, или этот Ягодный совершенно бесперспективен. Параноидная шизофрения, и впридачу несистематизированный персекуторный бред. Социально безвреден, но рецидив может начаться в любую минуту. Думаю, будем выписывать… Только куда его — пожизненный инвалид, а пенсий душевнобольным у нас пока не предусмотрено. Будет голодать, протянет недолго…»
Многих слов он не знал, но смысл был ясен как божий день.
Воспоминания так захватили Ягодного, что только визгливый брех вывернувшейся из подворотни дворняги заставил его встряхнуться. Объект продолжал двигаться к проспекту, шагах в ста.
От смерти, в том числе и голодной, его спас Вячеслав Карлович. После лечебницы Ягодный совсем было начал загибаться от бессонницы и сверливших темя голосов, однако вышло так, что в один из дней он оказался в следственном изоляторе. Кроме прочего, доводилось и воровать, а это вам не торговля семечками и не попрошайничество по вокзалам. В битком набитой мелкой шушерой общей камере Балий с первого взгляда углядел его и выцепил. Чудо, и все тут. Приставил к должности, определил жалование, согрел душу. И были у них дела не чета сегодняшнему… Как раз в тот год, когда умерла мать… Да возьми ж ты себя в руки, Богдан Ильич, не пали последние нервы, никуда этот коновал теперь от тебя не денется…
Дамочка наконец-то добралась до своего дома, скрылась в парадном. Полчаса и более того все было тихо-спокойно. Еще потоптавшись, Ягодный решил, что теперь не грех и покинуть пост. Спит, небось, нагулялась. В управлении в семь откроется ведомственная столовая, а там и начальство подоспеет…
В девять тридцать он входил в кабинет особоуполномоченного ОГПУ.
На прием Ягодный напросился сам, чего обычно никогда не делал. Проглотил тарелку серых макарон-перьев с подливой, выпил жидкого компоту и подался в скверик наискось от здания управления. Минут сорок безмятежно сидел, щурясь на раннее солнышко, покуривал, разглядывал прохожих, пока к главному входу серого здания не подкатила машина Балия. Сразу после этого поднялся наверх и доложил о себе в секретариате. Ему велели подождать.
Еще в очереди в столовой он узнал о Булавине и понял, что начальству сегодня будет не до него, однако намерений менять не стал. Когда же протиснулся в залитый косыми солнечными лучами кабинет, мигом успокоился. Начальство было в духе, настроено бодро, несмотря на припухшие веки и мятые, будто с недосыпу, подглазья.
— Ну что у тебя, Богдаша? — нетерпеливо-весело поинтересовался Вячеслав Карлович и тут же предложил агенту рюмку коньяку.
Ягодный удивился: такого еще не случалось, однако отказался. Не хотелось ломать кураж благодетелю, но служба есть служба.
— А я выпью, — заявил Балий. — Гости, черт бы им… лег поздно, голова кругом… Ну что, брат, говоришь — плохи мои дела?
— С чего вы взяли? — насупился Ягодный. — Я и рта раскрыть не успел.
— Так ведь на роже твоей мрачной написано, — засмеялся Вячеслав Карлович, махнув рюмку. — Ну, давай, рассказывай…
В ходе доклада Балий не проронил ни звука, только слегка покраснел лицом и ходуном заходили желваки на скулах. Затем рывком встал, обогнул стол и вплотную приблизился к агенту.
— Кроме лекаря твоего никого не было?
— Ни пса, — Ягодный почему-то напрочь забыл о мужчине, заходившем в аптеку. — Я, Вячеслав Карлович, как опознал этого Борулиса — через силу себя сдержал. Если б не дело, как на духу говорю — пришил бы падлу на месте. За то, что он на Сабурке со мной творил, шкуру живьем содрать — и мало…
— Ты вот что, Богдан, — Балий коснулся плеча агента. — Доктора забудь. Понял? С ним я сам разберусь, но придется погодить. Не тронь его пока. И не расстраивайся: стариной, брат, все равно придется тряхнуть. Нужно, чтоб сегодня к вечеру ты убрал того, который постоянно живет в подвале. Художника. Фамилия — Валер. Знаешь в лицо, не ошибешься?
100 
