очень нудно 
78 
Филиппенко знал о прочности их брака и о том, как молоденькая черноволосая умница Таня, еще будучи выпускницей Института Красной Профессуры, решительно взяла Шумного в плен. Познакомились они на одном из клоунских литературных диспутов. Игорь Богданович еще не занимал заметных постов, к тому же у него назревали неприятности по партийной линии. Роман протекал бурно, у всех на глазах, и увенчался тем, что Шумный и Таня стали жить гражданским браком в небольшом домике на Лысой горе, принадлежавшем Таниной родне. В Москву жену Шумного пригласил Горький, и она не смогла отказать…
С брезгливым удивлением Андрей Любомирович обнаружил, что все обстояло иначе. Оказывается, Шумный поспешно женился на «второсортной еврейской поэтесске Татьяне Герц», которая ради карьеры бросила мужа и детей и подалась в столицу Союза. Теперь наркому приходится «разрываться между семьей и служебными обязанностями».
Дальше всю эту гнусь можно было не читать. Но он все же нашел в себе силы добраться до конца.
Захлопнув папку, Андрей Любомирович встал и в раздумье направился к окну. За ним продолжалась мирная, привычная, полная нежного тепла жизнь. Сквозь плотную листву груши доносился сварливый говорок кухарки — кого на этот раз щучит Настена?
Скрипнула дверь, позади раздался встревоженный голос жены:
— Андрюша, как ты себя сегодня чувствуешь?
— Лучше… — Андрей Любомирович нехотя оторвался от окна. — Иди сюда. И дверь… закрой, пожалуйста, дверь поплотнее!
Жена растерянно присела на край дивана, отодвинув смятое постельное белье. Складки, казалось, еще хранили запах болезни. Филиппенко остался стоять.
— Вот что, Ника… — так он называл ее только в минуты крайнего душевного напряжения. — Принеси мне крепкого чаю. Очень горячего и без этого… без варенья. Погоди, не срывайся… Второе: позвони в издательство и сообщи, что я болен. Обойдутся. И — главное! Свяжись с Булавиным через мою секретаршу… Нет, постой… — Филиппенко шагнул к столу и склонился над верхним ящиком. — Тут у меня, кажется, записан прямой. Поговори ни о чем и, как ты это умеешь, без нажима, между делом, пригласи его к нам сегодня…
— Будний день! — возразила Вероника Станиславовна. — Александр Игнатьевич откажется…
— Не перебивай, — слегка раздраженно произнес Филиппенко. — Сделай так, чтобы приехал. У тебя получится, а мне звонить ему никак нельзя. И еще: отправь в город няню, желательно до завтрашнего утра.
— Это обязательно, Андрей? Я без нее как без рук. А дети?
— Послушай, Вероника… — Андрей Любомирович вздохнул. — Мне не нужны лишние глаза и уши, тем более такие длинные, как у твоей незаменимой Марины Ивановны. Возьмешь детей после обеда, и дуйте на прогулку. К реке, в лесок — безразлично. Мне нужно с Булавиным поговорить с глазу на глаз.
— Что-нибудь случилось, Андрюша?
— Еще нет, — Филиппенко безнадежно махнул рукой. — Ты все запомнила? Вот номер Булавина, ступай. Заранее сердечно признателен.
Как только жена вышла, Андрей Любомирович улегся на диван и забросил руки за голову. В голове не было ни одной мысли, но нервы как будто поутихли. Жена нарушила его покой дважды. Сначала сообщением, что Булавин прибудет к шестнадцати ноль-ноль, а няня отправлена в город и заодно забежит в издательство сказать, что начальство хворает. Затем — чтобы убрать постель, водрузить на стол поднос с чаем и свежеиспеченными блинчиками и спросить у мужа, что подать к обеду…
Когда они с Булавиным поднялись в кабинет, Филиппенко неожиданно спросил, а где же шофер Александра Игнатьевича.
— Вероника его накормит, прости, что сразу не предложил, — от чертовой простуды сущая каша в голове.
— Что-то ты и самом деле сегодня не в себе, Андрей, — Булавин с удобством расположился на диване. — Нет никакого шофера — давно вожу сам. Люблю это дело. Я мальчишкой был помешан на автомобилях не меньше, чем сейчас на охоте. Давай говори, зачем звал. Ведь не на тещины же именины? Или как там Вероника Станиславовна твоя ловко сформулировала: «Скромный обед по случаю семейного торжества, муж просил быть обязательно». Однако мне уже через час нужно в город — дела.
— Я не задержу, Саша. — Филиппенко боком подступил к рабочему столу, нащупал папку и бросил на диван. — Рукопись Ивана Шуста. Подана вчера на рассмотрение с резолюцией Смальцуги. Для биографической серии, которую мы начали в прошлом году.
78 
