24 
Граф стоял возле нее ошеломленный, не в силах вымолвить ни слова от изумления. Затем взгляд его упал на соседнюю скульптуру — фигуру женщины, вырезанную из тика.
Она была высотой фута три. Женщина стояла на земле, коленопреклоненная, обнаженная по пояс, с руками, сложенными в традиционном молитвенном жесте. Но вместо того чтобы, как это было принято, склонить голову и опустить глаза долу, женщина держала голову высоко поднятой, а глаза ее были устремлены вверх, и такое вдохновение было отражено на ее лице, словно она увидела что-то над собой, не видимое простыми смертными.
Граф достаточно разбирался в таких вопросах, чтобы понять, что Роксана использовала естественные изгибы дерева и его природную структуру, чтобы подчеркнуть грациозность модели, но здесь присутствовало нечто большее, чем просто мастерство резчика, и это было связано с выражением лица женщины.
Здесь были и трепет, и восторг, и вдохновение — все то, что могло прийти не столько извне, откуда-то оттуда, на что она смотрела, но из того, что расцветало в этот момент в ее собственной душе.
Граф продолжал хранить молчание. Он был поражен до глубины души, и в то же самое время эти работы задели его за живое. И внезапно он осознал, что такое чувство, которое охватило его при виде этой коленопреклоненной красавицы, он испытывал только перед своей Афродитой.
Он пытался критически оценить мастерство резчика, но эти тонкие пальцы, изгиб шеи, округлые линии груди были столь совершенны, что он не мог оторвать глаз и вновь и вновь возвращался к вдохновенному лицу женщины.
Наконец с большим усилием он отвернулся, все еще не произнося ни слова, и посмотрел на фигуру оленя, приподнявшего голову, словно чутко прислушивающегося к лесным шорохам, таящим в себе опасность: все тело напряжено, глаза широко, беспокойно открыты.
— Как могли вы научиться всему этому за такой короткий срок? — наконец спросил граф.
— Все это уже жило во мне еще до того, как я приехала на Бали, — объяснила Роксана. — Я все время чувствовала это в моей голове и в пальцах, но у меня не было подходящей возможности, чтобы заняться ваянием, и не было учителя, который мог бы показать мне все это.
— Тот, кого вы выбрали себе в учителя, видимо, необыкновенный человек.
— О да!
Граф повернулся и посмотрел на нее своим проницательным, изучающим взглядом, словно все еще не веря, что это именно она создала все эти изумительные скульптуры, что окружали их со всех сторон.
Как это было возможно, спрашивал он себя, что столь изящное, хрупкое создание могло творить, подобно мужчине, и подмечать такие тонкости, так глубоко проникать в суть вещей, что этого трудно было бы ожидать и от умудренного годами опытного мастера, не то что от юной девушки.
Словно поняв его замешательство, Роксана улыбнулась и сказала:
— Возможно, вы захотите посмотреть маленькие сувениры, которые я обычно делаю для тех, кто добр ко мне.
С этими словами она подошла к столу, на котором граф увидел как раз такие небольшие вырезанные фигурки, которые он ожидал встретить здесь с самого начала, но при ближайшем рассмотрении и они, оказалось, представляли собой нечто совершенно отличное от того, что он когда-либо видел.
Роксана взяла со стола одну из них и протянула ему.
Это была рука, очевидно, женщины-балийки, почти в натуральную величину, пальцы были вырезаны очень легкими касаниями лезвия, и в этой простоте крылось особое изящество и очарование.
Здесь также была и детская рука, толстенькая, в ямочках, вырезанная из сандалового дерева.
— Я очень люблю работать с сандаловым деревом, — продолжала между тем Роксана, так как граф все еще хранил молчание. — После этого мои руки еще долго пахнут сандаловым маслом, и мне всегда кажется, что в этих ароматах заключена особая магия Востока.
Граф, не в силах сдержаться, протянул руку и взял со стола фигурку богини. Вокруг основания статуэтки змеи и обезьяны гонялись друг за другом в сумасшедшем веселье.
Сама богиня немного напомнила ему Роксану, и он прямо, без обиняков, не пользуясь своей обычной дипломатической вежливостью, спросил ее:
— Можно мне купить это у вас?
Роксана покачала головой.
— Здесь ничего не продается. — Но почему?
— Потому, что они все принадлежат мне, потому, что я не хочу… ни с кем расставаться.
Граф подумал, что это именно то, что он сам чувствует по отношению к своим собственным сокровищам из коллекции, но ему очень хотелось иметь эту статуэтку, и он сказал:
24 
