52 
— Смотрю, — сказал он. — Я почти забыл, какая ты красивая: такая милая, нежная, чистая! Моя бесценная, как выразить мне всю свою любовь, как сказать тебе, насколько ты не похожа на всех прочих женщин?
— Ты… говоришь это… серьезно? — прошептала Ула.
— Я многое хочу сказать тебе, — ответил маркиз, — но время не терпит. Не можем же мы стоять здесь до конца жизни.
Внезапно до Улы дошел комизм происходящего.
Маркизу Равенторпу, владеющему множеством роскошных особняков, приходится признаваться в любви, стоя на чердаке под низкой крышей в окружении сломанных стульев и всякого хлама.
Затем она посмотрела ему в глаза и поняла, что всякое место, где они с ним будут рядом, превратится в храм Красоты.
Ее любовь к нему не знает границ, и неважно, где звучит его признание — на чердаке ее скромного родного дома или в бальном зале Равенторп-хауза.
— Я люблю… тебя, — прошептала Ула, и по выражению в глазах маркиза без слов поняла силу ответного чувства.
— Я не хочу выпускать тебя из объятий, — сказал маркиз, — а все остальное не имеет значения. Но нас ждет много дел, а ты еще не ответила на мой вопрос.
— Ты не посмотрел на мое платье.
Маркиз окинул ее взглядом: бархатный корсаж, белая блузка, пышная красная юбка.
— Цыгане! — воскликнул он. — Ты была у цыган!
— Они привезли меня сюда и разбили табор на поле, где всегда останавливались цыгане, когда я еще была маленькой.
— И они тебе ничего не сделали? — встревожился маркиз. — Ты не боялась?
— Нет, конечно же! — улыбнулась Ула. — К тому же я им прихожусь кровной сестрой.
— Когда-нибудь ты обязательно обо всем мне расскажешь, — сказал маркиз, — а сейчас нас ждет викарий, преемник твоего отца.
Поцеловав девушку в лоб, он добавил:
— Милая моя, как только ты станешь моей женой, никто не посмеет оскорблять и обижать тебя, а если кто-нибудь попытается отнять тебя у меня, я его убью!
Ула лишь смотрела на него, и глаза ее, округлившись, казалось, заполнили все лицо. Наконец она едва слышно промолвила:
— Мне не верится… что ты… действительно хочешь… жениться па мне!
— Я хочу сделать тебя своей женой, — решительно заявил маркиз. — Только так я смогу быть уверен, что ты никогда не покинешь меня и мне не придется переживать, гадая, где ты, не находя себе места от страха. Хватит с меня последних десяти дней.
— Неужели прошло уже десять дней? — спросила Ула.
— Мне показалось — десять столетий, — воскликнул маркиз, — но после того, что сказал мне Вилли, я знал, что ты непременно придешь сюда, и мне оставалось только ждать.
Он улыбнулся, и Ула вдруг обратила внимание, что циничные складки у него на лице разгладились, а в его голосе, когда он заговорил, зазвенели мальчишеские нотки:
— Пошли! Поторопись! Мы тут с тобой болтаем, а внизу тебя ждет платье.
— П-платье?
Но Равенторп уже тащил ее за руку к узкой лесенке.
Спустившись вниз, он сказал:
— Не мог же я допустить, чтобы ты венчалась со мной в старом домашнем платье, какой бы прелестной ни находил тебя в этом одеянии. Поэтому я захватил с собой целый сундук с одеждой, а когда у нас появится время, мы позаботимся о твоем приданом.
— Это сон… я знаю… это сон! — сказала Ула.
Маркиз молча увлек ее в комнату, бывшую гостиной в родительском доме, посреди которой на крошечном квадрате ковра стоял кожаный сундук.
Кто-то уже открыл его и достал белое платье, и Ула сразу поняла, что это подвенечный наряд.
На кресле была разложена белоснежная фата, похожая на легкое облачко, и венок из цветов.
— Ты и об этом… подумал? — спросила Ула. — Но почему ты был так… уверен… что найдешь меня… здесь?
Маркиз на мгновение вспомнил о тех муках, которые пережил, когда ныряльщики исследовали реку. Но все это подождет. Сейчас он хотел только одного, чтобы Ула стала его женой, и тогда их не смогут разлучить ни ее дядя, ни кто-либо еще.
Кроме того, маркиз, хотя и не говорил об этом с Улой, опасался, что принц Хасин, подобно многим восточным правителям, не остановится перед любыми самыми вероломными средствами, лишь бы удовлетворить свою прихоть.
Ему было известно, что, помимо слуг графа, в поисках Улы участвовали смуглые люди, скорее всего состоящие на службе у принца.
Поэтому маркиз спросил;
— Ты сможешь одеться сама?
— Разумеется, — улыбнулась Ула, и да ее щеке появилась прелестная ямочка. — Мне к этому не привыкать.
52 
